Моонзунд

Пикуль Валентин Саввич

– По левой раковине мелькнула тень!

Вскинулись бинокли. Туман, туман… только туман.

– Ты не пугай нас, – заругались офицеры. – Скоро прямо по носу чертей зеленых усмотришь.

– Была тень. Зачем бы я стал ее выдумывать?..

Старшина не ошибся: почти впритирку бортами сейчас прошла курсом норд германская эскадра, вахта которой не заметила русского корабля, и к часу дня «Новик» благополучно обнаружил свои крейсера… Грапф неуверенно спросил Артеньева:

– Сергей Николаич, а ваш «Новик» когда-нибудь

ходил, пристроясь в кильватер другим?

– Нет. Мы привыкли быть головными, за нами шли другие…

Артиллерист Петряев меланхолично заметил:

– Ах, боже мой! Вон же ползут «Богатырь» с «Олегом», наверняка они хуже слепых котят. На первом до войны была Школа юнг, а на «Олеге» гардемарины к девкам ревельским шлялись… Не понимаю, зачем волноваться? Мы не хуже их и как-нибудь в строю удержимся.

Грапф велел сигнальщикам отщелкать запрос на флагмана, чтобы тот указал им место. Скользкий луч прожектора с большим трудом пробивал туман, едва нащупывая мостик «Адмирала Макарова». Бахирев велел «Новику» держаться в струе за «Рюриком».

– Прекрасно! – воскликнул Мазепа-Щирый. – «Рюрик» ходил под флагом Эссена, а там штурмана – чистое золото. Держите, Гарольд Карлович, эсминец под самым хвостом «Рюрика», и пока он там будет нюхаться, нам бояться нечего…

Ближе к вечеру Бахирев указал всем по радио: «Время: 18.10 к исполнению поворота на циркуляции… исполнительный курс 133° в направлении Мемель». Все уже ясно, но Грапф еще сомневался:

– Если бы я шел головным, ведя других! А тут я должен вкатываться на циркуляцию поворота вслед за «Рюриком».

Артеньеву это наконец надоело, и он авторитетно сказал:

– Что вы так переживаете? Мы держимся за подол «Рюрика», «Рюрик» держится за хвост «Баяна», «Баян» – за кормушку «Богатыря», и эта старинная карусель еще никого не подводила…

Минут за десять до поворота на крейсерах были включены гакабортные огни, чтобы сосед лучше видел в тумане своего ведущего. Часы отщелкали нужное время, штурман велел:

– К повороту!

– «Рюрик» уже повалило в циркуляции, – доложили сигнальщики.

– Держимся в струе «Рюрика», – констатировал фон Грапф…

Но далее крейсер повел себя как-то странно: лежа в циркуляции, он уже не выходил из этого колеса; потом «Рюрик» зачем-то стал выписывать в тумане «восьмерку», а доблестный «Новик» старательно повторял за ним все его маневрирования. Наконец на крейсере вспыхнул прожектор, сигнальщики тут же прочли по проблескам:

– «Рюрик» – нам: «Я потерял эскадру на повороте».

– Ну, вот мы и в дураках, – отпрянул от телеграфа Грапф. – С этими крейсерами только свяжись, сам не рад будешь.

– Надо искать, – заволновался Артеньев. – Эскадра все-таки не иголка.

– В таком тумане нам ширинки не расстегнуть! – отвечал ему Грапф раздраженно. – Курс в сто тридцать три исполнительный. Но мы, следуя за этим эссенским болваном, потеряли

свое место и теперь можем высадить «Новик» прямо на минную банку… Нет уж! Увольте. Я за чужую дурость идти под трибунал не желаю.

В десять часов вечера двое несчастных горемык, крейсер и эсминец, легли на обратный курс, кляузно обругивая один другого за случившееся. Наконец «Новик» своими упреками до того осточертел «Рюрику», что с крейсера передали на эсминец: «Прощайте. Ложусь на курс 08°, а вы как хотите…»

Грапф привел эсминец обратно на рейд Куйваста. Когда телеграф отработал в машины «стоп» и его закинули чехлом от сырости, Гарольд Карлович побрел к трапу, стягивая мокрую кожу перчаток.

– Стыдно, но что делать? Едва выбрали якоря, как я уже знал, что это добром не кончится. Боже, как матерится сейчас Бахирев!

* * *

Крейсера между тем продолжали движение на Мемель, все больше залезая в уплотненный туман. Даже матросы понимали, что операция проваливается, и Бахирев отдал приказ к отходу. А когда вернулись к Готланду, туман распался, вовсю брызнуло солнце. Штурмана, пользуясь такой счастливой минутой, тут же навели пеленгаторы на шведский маяк Фамунден, точно обсервировав свое место…

– Может, солнце так же наяривает и над Мемелем? – сказал Бахирев. – Господа, нам ли отступать? Ляжем вторично на исполнительный курс и оставим от Мемеля то, что остается обычно после съеденного яйца.

Опять крейсера пошли в направлении цели. Однако тут же снова погрязли в непробиваемом тумане. В три часа ночи Бахирев повернул крейсера домой. При этом сигнал о повороте «Баян» и «Олег» поняли неверно, сбившись в курсе. Пропажа их за горизонтом напомнила оставшимся, что давненько уже не видели и «Рюрика» с «Новиком».

– Ну, господа! – возмутился Бахирев (и был прав). – Мало еще нас с вами били… Это позор! Все разбрелись, как бараны…

А пока он там бушевал на мостике, радисты приняли радиограмму немецкого адмирала Карфа, который точно указывал свое место, свой курс и свою скорость. Бахирев сказал, потрясая немецкой шифровкой, что это «боженькин дар свыше».

– Господа, сейчас мы не только примем бой. Сейчас наш флот впервые в морской практике мира проведет научный эксперимент использования радиопеленга на противника…

Стеньговые красные флаги взлетели на мачты, оповещая всех, что корабли Балтфлота принимают бой. Рано утром с крейсеров России разглядели по курсу дымы множества кораблей противника. Дымы эти были отклонены ветром назад и закручены к небу дугой, словно хвосты у бродячих дворняжек. Адмирал Карф только что закончил очередную минную постановку на русских коммуникациях и теперь, кажется, тоже собирался домой… Был виден минный заградитель «Альбатрос», который уже немало напакостил русским морякам. Не найдя слов для выражения своего восторга, Бахирев стал ругаться.