МОРАЛЬ И ПРАВО - ДЕНЬ ЧУДЕСНЫЙ...
Шрифт:
Конечно, ежели данные конкретные люди и впрямь оказались стопроцентными эгоистами, лучшего способа общаться, как через адвокатов, им не найти. Но тогда верно и обратное — способ общения через адвокатов создан только для стопроцентных эгоистов.
Говоря менее образно и менее эмоционально, юридической механике место лишь там, где люди оказались не способны сами по себе быть людьми. Механика эта — как медицина, когда
Древние мои китайцы считали, что их общество исстари управлялось исключительно моралью, а законы и наказания за их несоблюдение измыслили варвары, которые в сердце своем не знали, что плохо и хорошо, достойно и недостойно. И лишь потом, когда люди стали перемешиваться, а нравы испортились, пришлось прибегнуть к варварской методике.
Чуток осовременим терминологию — и видно, что все так и было, и не только в Китае. Но если прав Гегель со своим отрицанием отрицания, то… Пора, пора, друзья мои прелестные, лечить ноги! Нам на них ходить!
И наконец. Имперский Китая несколько веков назад уперся в своем развитии в некую как бы вот-вот готовую податься, но глухую резиновую стену, прорвать которую, кажется, удается только сейчас. На мой взгляд, одной из причин этого все еще довольно загадочного феномена истории является то, что в долгосрочном аспекте попытки сделать уголовное право по возможности моральным, то есть подкрепить нормы морали угрозой уголовного наказания за их несоблюдение, представляют собою столь же тупиковый путь, сколь и попытки сделать право целиком аморальным.
Он в той же самой степени означает, что «добродетельное» и «умное» (если вновь воспользоваться приводившейся в начале цитатой из Шан Яна) меньшинство населения ставится государством на одну доску с преступным его меньшинством и наравне с ним лишается возможности реализовывать специфику своего сознания в поведении. В демократических государствах оба меньшинства жиденько, но более-менее равномерно растворены по всему обществу. В тоталитарных государствах, увы, преступность действительно всегда ниже, чем в демократических — но оттого только, что преступники концентрируются в государственных структурах и совершают
Панацеи нет.
Правовое общество в условиях, когда право находится в руках дельных прагматиков с их «На все готов!», а угрюмых моралистов к закону и на пушечный выстрел не подпускают, и потому закон в буквальном смысле превращается в дышло (куда повернул — туда и вышло) — такое правовое общество есть царство воров в законе.
Общество, где царствует этика, превращенная из руководства к действию в каменную догму — есть ад, где всем эмоциям, всем страстям придан четкий и регламентированный вид ритуала, а потому все реальные страсти приобретают подпольный, нелегальный, и, следовательно, малочеловеческий по сути и по форме характер.
Формально общества этих двух типов выглядят очень по-разному, но копни поглубже — одни и те же джунгли. Из всех темных углов только и слышится: «Ам! Ам! Ам!» И количество темных углов стремительно растет, потому что углы эти необходимы всем, кто хочет кушать.
Только правовая ситуация, при которой, если поступок человека не посягает на жизнь, здоровье и имущество других людей, никто не может заранее, до поступка, сказать, правилен он, или нет, и критерием его правильности служат не санкции карательных органов или тяжеловооруженных коммерческих структур, а исключительно реальные межчеловеческие последствия — только такая ситуация выводит человека, а следовательно, и общество за пределы биполярной системы этической ли, прагматической ли дрессировки. А лишь за ними, за этими пределами, и удается иногда осторожными шажочками нащупать тропинку в будущее.
1995