Моральное животное
Шрифт:
Конечно, учитывая материальные преимущества, которые полигиния (даже если эта полигиния лишь де-факто) может предоставить бедным женщинам, можно ожидать возражений либералов против моногамии. Можно даже ожидать возражений феминисток против моногамии. Так или иначе, очевидно, что эволюционный феминизм будет более сложным феминизмом.
Рассмотренные в свете дарвинизма, «женщины» — не есть группа с естественно солидарными интересами; единого "женского братства" не существует.
Есть ещё одно следствие текущих брачных норм, которое входит в фокус новой парадигмы: дань, которую платят дети. Мартин Дали и Марго Вилсон писали, что, "возможно, наиболее очевидное предсказание эволюционной концепции насчёт родительских мотивов состоит в том, что замещающие родители будут склонны менее основательно заботиться о детях, чем естественные". То есть "дети, воспитываемые иными людьми, чем их естественные родители, будут чаще эксплуатироваться и подвергаться риску. Родительская
Некоторым эволюционистам это предсказание могло бы казаться столь ясным, что его проверку можно было бы счесть пустой тратой времени. Но Дали и Вилсон, тем не менее, озадачились. И то, что они обнаружили, удивило даже их. В Америке в 1976 году ребенок, живущий с одним или более замещающими родителями приблизительно в сто раз чаще подвергался злоупотреблениям, чем ребёнок, живущий с естественными родителями. В Канадском городе [34] в 1980-ых, ребенок в возрасте до двух лет имел в семьдесят раз больше шансов быть убитыми родителем, если один из его родителей — неродной, в сравнении с проживанием с двумя родными. Конечно, детоубийство совершает лишь крошечная доля неродных родителей; развод и повторный брак матери — отнюдь не смертный приговор ребёнку. Но рассмотрим более общую проблему нефатальных злоупотреблений. Дети до десяти лет, в зависимости от возраста и конкретного варианта, имели в три — сорок раз больше шансов перенести родительское злоупотребление при проживании с одним родным и одним неродным родителем, чем при проживании с двумя родными.
34
каком именно — не указано — А.П.
Справедливо предположить, что менее драматические недокументированные формы родительского безразличия намного превосходят эти приблизительные данные. В конце концов, единственная причина, по которой естественный отбор изобрёл отеческую любовь, состояла в предоставлении поддержки потомству. Хотя биологи называют эти выгоды «инвестициями», что означает, что они не обязательно материальны, словно ежемесячные банковские чеки. Отцы предоставляют своим детям все виды опеки и воспитания (часто больше, чем отец или ребёнок понимает) и охраняют их от всех видов угроз. Мать в одиночку просто не может это обеспечить. Отчим почти наверняка не будет вкладывать много, если вообще будет. В эволюционных терминах молодой пасынок — препятствие распространению собственных генов, утечка ресурсов.
Но есть способы обдурить природу и склонить родителей к любви неродных детей — следовательно, поддержать неверность. В конце концов, люди — не телепаты и не могут без сложных анализов понять, есть в ребёнке его гены или нет. Вместо этого они полагаются на косвенные признаки, имевшие в древних условиях очень важное значение. Если женщина кормит и обнимает младенца день за днем, она рано или поздно полюбит его; так и мужчина может полюбить ребёнка, с матерью которого он спал в течение нескольких лет. Этот вид привязанности — любовь нянек — делает усыновлённых детей объектами любви. Но и теория и практические наблюдения показывают, что глубокая привязанность к ребёнку тем менее вероятна, чем в более старшем возрасте приёмный родитель его впервые увидел. В то же время подавляющее большинство детей знакомятся с отчимами после своего младенчества.
Можно предвидеть сомнения разумных и гуманных людей, — действительно ли строго моногамное общество лучше чем строго полигинийное? Но это выглядит весьма и весьма спорным: всякий раз, когда брачным ячейкам (в любом обществе) позволительно распадаться, и как следствие — разводы и одинокие матери начинают преобладать, а много детей больше не живут с обоими естественными родителями, там и тогда наиболее драгоценный эволюционный ресурс, любовь — будет теряться в наибольших масштабах. Независимо от сравнительных достоинств моно- и полигинии, то, что мы имеем сейчас — последовательную моногамию (де факто — полигинию), пожалуй худший из всех миров.
Отстаивание моральных идеалов
Очевидно, что дарвинизм не всегда будет упрощать моральные и политические дебаты. В нашем случае, подчеркивая противоречивость равенства мужчин (между собой) и женщин (тоже между собой), он фактически усложняет вопрос о том, какая брачная система лучше отвечает нашим идеалам. Однако эта противоречивость была всегда; но теперь она стала открытой, и дебаты сейчас можно вести в более ярком свете. Далее, как только на основе новой парадигмы мы выбрали брачную систему, в наибольшей степени отвечающую нашим моральным идеалам, дарвинизм может сделать второй вклад в дискуссию о морали — помочь нам очертить, какие именно моральные нормы, какая социальная политика может помочь поддерживать эти институции.
И отсюда возникает новая ирония в дебатах о "семейных ценностях": консерваторы могут сильно удивиться, узнав, что один из лучших способов укрепления моногамного брака — более равномерное распределения дохода. У молодых одиноких
Стандартное консервативное возражение против политики выравнивания доходов — её стоимость: налоги обременяют богатых и, сокращая их стимулы к работе, понизят валовой национальный продукт. Но если цель нашей политики будет состоять в поддержке единобрачия, то выравнивание доходов — весьма желательный побочный эффект. Моногамии угрожает не только бедность как таковая, но и неравномерность распределения богатства. Сокращение неравенства снижает ВНП, что конечно же прискорбно; но если мы примем во внимание большую устойчивость браков к выгодам перераспределения дохода, то сожаление должно несколько потерять остроту. [35]
35
Как-то удивляет это обожествление "золотого тельца" (впрочем для американца не очень удивительное — недаром же на их знамени начертано "In GoLd We Trust") — а что если вдруг устойчивость браков определяется не только и не столько ресурсами, а чем-то иным? А мы тут такую мощную кашу заварили — налоги повысили, госучереждения настроили, а жизнь взяла и сработала наоборот… В конце концов, ведь гипотеза о ресурсах — это не более, чем гипотеза, и предлагать строить на её основе — ни больше, ни меньше — всю государственную политику, по-моему в высшей степени безответственно — А.П.
Можно возразить, что весь этот анализ постоянно теряет свою адекватность. Поскольку всё большее число женщин самостоятельно зарабатывают, они могут в большей степени игнорировать в своих брачных предпочтениях доход мужчины и принимать во внимание какие-то другие его качества. Но помните: мы имеем дело с подсознательными женскими романтическими соблазнами, а не только их сознательными калькуляциями, хотя эти чувства и не адекватны современной обстановке. Если судить по культурам охотников-собирателей, то мужчины в течение всей эволюции человека контролировали большую часть материальных ресурсов. И даже в беднейшем из этих обществ, где различия в состоятельности мужчин едва уловимы, социальный статус отца часто хитро транслируется в выгоды для потомка, материальные или иные; причём социальный статус матери такого влияния не оказывает. [36] Разумеется, современная женщина может поразмышлять над своим богатством и независимо заработанным статусом, и попробовать выработать соответствующие брачные решения; но это не означает, что она может легко отвергать глубокие эмоциональные импульсы, которые были так важны в древней среде. Да и на практике современные женщины явно не отвергают их. Эволюционные психологи показали, что больший интерес женщин к мужским ресурсам, чем мужской — к женским сохраняется независимо от их дохода (возможно — ожидаемого). [37]
36
потому, что иерархический ранг привлекателен сам по себе, а не только из-за его корреляций с ресурсами — А.П.
37
Замечу, что из теории ресурсов должно бы следовать некоторое снижение (или, как минимум, не повышение) женской требовательности к мужским ресурсам по мере роста состоятельности самой женщины; на практике эта требовательность возрастает. Чем выше статус (и доходы) женщины, тем менее вероятен её брак с низкостатусным мужчиной. А всё потому, что дело не в ресурсах (пусть даже в их подсознательной оценке), а в иерархическом ранге, где ресурсы являются лишь одним из показателей оного. Иерархический ранг мужчины должен быть по возможности выше ранга женщины, а ресурсы здесь — фактор скорее вторичный — А.П.
Пока общество остается экономически расслоённым, задача примирения пожизненной моногамии с человеческой природой будет очень сложной. Могут потребоваться стимулы и сдержки (моральные и/или юридические). Один из способов оценить работоспособность различных стимулов состоит в рассмотрении экономически расслоённых обществ, в которых они работали. Скажем, к примеру — викторианская Англия. Чтобы определить особенности викторианской этики, помогающие бракам преуспевать (по крайней мере — не распадаться), не нужно принимать все особенности эпохи целиком. Можно рассмотреть «мудрость» некоторых моральных принципов — как они достигают каких-то целей, неявно признавая глубокие истины о природе человека, не рассматривая пока их баланс с весомыми побочными эффектами. Но созерцание мудрости, тем не менее — неплохой способ оценить контуры проблемы, которую она решала. Рассмотрение с эволюционной точки зрения викторианского брака Чарльза и Эммы Дарвин заслуживает усилий.