Море играет со смертью

Астафьева Влада

Ему же начал мешать Федор Михайлович со своими открытыми обвинениями, с дотошным упрямством. Потом появилась запись в соцсетях – и не стало Федора Михайловича.

А еще была Полина. Об этом до сих пор было неожиданно жутко вспоминать. Вроде как с ней ничего не случилось, она не считала аварию большой проблемой, Марата там вообще не было, и все же, все же… Как только он начинал представлять, как машина почти потеряла управление над пропастью, он думал лишь о том, что должен был находиться там. Почему должен? А черт его знает. Но должен – и быть рядом, и взять решение на себя, чтобы об этом не приходилось думать ей, чтобы

обошлось даже без белой повязки на голове. С аварией тоже оказался связан Зотов… Полиция наверняка установит, что тормоза были повреждены случайно, нет оснований для других версий. Так ведь именно Зотов выбрал Полине машину, да еще и велел час подождать. Чего ждать? Чтобы аккуратно подрезали тормоза? Чтобы тормоза эти отказали в нужный момент, не сразу возле отеля? Чтобы все причастные остались вне подозрений? И Зотов же молчал, когда Марат спросил его о судьбе Полины. Идеальный кандидат.

Поэтому Зотова следовало подозревать, наблюдать за ним внимательно и ни в коем случае не доверять. А он перечеркнул и эти планы, и весь шпионский сценарий, когда сам стал жертвой покушения. Он выжил, даже серьезно не пострадал, ему вовремя помогли. Но он никак не мог объяснить, что привело к несчастному случаю. Зотов сказал, что его будто бы толкнули. При этом он неловко посмеивался, боялся показаться параноиком – рядом ведь никого не было, да и зачем толкать человека в заросли опунций? И все же он был недостаточно пьян, чтобы свалиться туда самостоятельно, в больнице это подтвердили. Кто-то хотел убрать его… во многих смыслах, если учитывать, что в дело снова вовлечен этот проклятый олеандр. Но кто тогда? Ясин Саглам, молодой турок?

Нет, ситуация стремительно катилась к голливудскому фильму про суперзлодеев и тридцать три заговора. В этот момент Марат и решил, что с него хватит. Полина рассказывала ему, что люди деятельные, сталкиваясь с горем, начинают искать справедливость, даже возможность отомстить. Что угодно, лишь бы не принимать волю слепой судьбы! Но это ловушка, потому что мстить на самом деле некому, виноватых они назначают сами.

Вот и Марат чувствовал, что угодил в такую ловушку, провалился – однако не до конца. Он вовремя заметил, что происходит, и заставил себя отстраниться и смириться. Теперь оставалось решить лишь один вопрос…

Полина.

Их общение все это время строилось на попытках разобраться в том, что на самом деле произошло с первым корпусом. Но если эти попытки больше не нужны, получается, что и общаться нет смысла – а он хотел! Марат и сам не до конца понимал, почему. Это не был типичный курортный роман, ведь место, объединившее их, по-прежнему оставалось храмом смерти и страдания для многих. Тут не хотелось бурно обниматься под луной и чокаться коктейлями с зонтиками. И Марату точно не требовался психолог, и подружка для болтовни тоже не нужна, с каких это пор? Майоров привык, что в жизни все играют роли, но для Полины роли пока не находилось.

Он решил не сосредотачиваться на поиске и просто обозначить то, что она ему дает. А давала она многое: с тех пор как он оказался здесь, Марат больше не чувствовал желания выпить столько, чтобы не думать и не чувствовать. Это было приятным разнообразием после того, что творилось с ним в Москве. К тому же и он никому не признался бы в этом, ему нравилось, что Полина порой понимала его мысли лучше, чем он сам. Они, мысли эти, казались комком букв, которые

кто-то небрежно свалил в кучу, да так и оставил. Полина же разбирала их, снова составляла слова, помогая Марату лучше понять себя. Если бы он сказал это ей или кому-то еще, прозвучало бы смешно. Но сам-то он понимал…

Вот это ему и не хотелось терять. Ее спокойное, порой ведьминское понимание. Глаза цвета хвои, заглядывающие людям в души. И свою возможность поддержать это странное существо, свое тайное знание, что и она не всесильна.

Интриг Марат не любил и от собственного замысла придумать какой-нибудь хитрый план, удерживающий их вместе, отказался. Майоров решил говорить как есть.

Он нашел ее в обед, перехватил возле ресторана и предложил снова занять один столик. Но Полина, к его удивлению, сразу же отказалась. И снова с таким взглядом, как тогда, когда она послала его первый раз… Но ведь потом она, кажется, передумала! Тем вечером, когда пострадал Зотов, она явно размышляла об этом – а теперь опять смотрит с холодом статуи.

Марат не собирался гадать, что да почему. Не верил он и в то, что никакого «почему» вообще нет – только не для такого человека, как Полина. Ему оставалось лишь спросить:

– Что происходит?

– Не думаю, что у нас выйдет толковое общение, – вздохнула она. – Не без общей практической цели так точно. Я понимаю, что у каждого из нас за спиной свои проступки. Но суть проста: что-то мы можем принять в другом человеке, а что-то – нет. Именно в нем, даже если это дозволено другим.

– Та-ак… Начинаю понимать. Ты приписала мне какой-то грех и решила, что меня за это нужно в изоляцию. Потом ты подумала и решила, что меня ради общей цели можно и потерпеть.

– Да. Решила, что это не мое дело и не связано с тем, чем мы занимаемся. Но теперь нам не нужно работать вместе, а если речь идет о человеческом общении… прости, я не могу закрыть на это глаза. А лезть к тебе в душу не хочу, права не имею.

– О, нет, пожалуйста, приглашаю! – усмехнулся Марат. – Это за какое же преступление меня заочно приговорили к изгнанию?

Он знал, за какое. Как будто так сложно догадаться! Его долгое время спасало лишь то, что тут нет доступного интернета. Но если залезть в Сеть, все выяснить несложно… Точнее, увидеть, что там считается правдой. Его, Марата, правду там не сохранили.

Ему просто хотелось услышать это от нее, и Полина подтвердила:

– Речь о том, что ты отказался от собственных детей. Я знаю, что не должна осуждать тебя и это не мое дело. Но и делать вид, будто это не случилось, я не могу, прости.

Если бы такое сказал кто-то другой, Марат развернулся бы и ушел. Оставляя этим людям право верить во всякий бред, а за собой – право не оправдываться. Не конструктивно, но в его жизни и так было слишком много случайных людей, он не видел смысла их удерживать.

Только вот Полина случайной не была. И обиду на нее оказалось очень легко погасить мыслями о том, что она услышала эту историю не от него. Она знает то, что ей позволили узнать… И он тоже позволил: Марат давно уже не интересовался, какой грязью замазывают его имя в этих ямах со сплетнями. Как бы он отреагировал, если бы узнал то, что узнала она? Да примерно так же. Может, даже более эмоционально: он начал бы открыто обвинять ее в том, что она бессердечная стерва, не сдерживая себя ограничениями вроде «не мое дело».