Море серебряного света
Шрифт:
— О, Пол, дорогой Пол, где ты был? Почему ты не пришел вчера? Я так испугалась!
У него не было сил оторвать ее от себя, у него не было сил не на что. У него не были ни плана, ни решения. Он вообще не был уверен, что не сошел с ума.
— Твой друг, призрак. Он приходил ко мне. Показал мне… детей.
— Теперь ты веришь мне? — Она отклонилась назад, и посмотрела на него так, как будто может никогда не увидеть его опять. — Веришь?
— Я все еще не знаю, во что верить, Ава. Но я знаю, что должен уехать отсюда, каким-то образом. — Холодная тяжесть
— Остров? — удивилась она. — Как странно. Мы живем на острове?
На него обрушились отчаяние и безнадежность. Что он собирается делать? Что он может сделать? Похитить и спрятать девочку, которая никогда не покидала это здание, дочку самого богатого человека на земле? Человека, у которого есть своя армия, танки и вертолеты? Человека с половиной мировых руководителей в кармане? Его колени ослабели, ноги подогнулись, и он упал на землю. Ава, все еще прильнувшая к нему, упала вместе с ним, на мгновение они сплелись вместе, девушка оказалась на нем, ее гибкое тело, на этот раз не прикрытое корсетом, прижалось к нему.
— Я не знаю, что делать, Ава. — Он чувствовал, что бредит, раздавленный отчаянием. Ее лицо было так близко, ее волосы покрывалом окружали их головы, и на мгновение они оказались в полутьме.
— Просто люби меня, — сказала она. — И все будет в порядке.
— Я не могу… Я не должен… — Но его руки уже охватили ее талию, быть пытаясь защитить ее, спасти от дрожи, пронзившей его тело. — Ты еще ребенок.
— Каменные стены, — напомнила она ему, и хихикнула, так неожиданно, что он едва не улыбнулся.
«И я шут судьбы». Цитата выплыла как рыба тихом ручейке, журчавшем в нескольких метрах от него. Шут судьбы. Он поднял голову и поцеловал ее. Она поцеловал его в ответ с простодушным восторгом ее возраста, ее дыхание участилось, но через несколько долгих секунд он оторвался от нее и сел. Трава, на которой они лежали, стала медленно распрямляться.
— Верное сердце, — прошептала она со слезами в глазах.
Горло сдавило, он ничего не мог сказать. «Ромео и Джульетта,— подумал он.— Мой бог, что с ними случилось!»
— У меня есть для тебя подарок, — внезапно сказала она. Порывшись в воротничке ночной рубашки, он вытащила маленький мешочек, висевший вокруг шеи, вытряхнула на руку что-то маленькое и сверкающее, и протянула ему. Серебряное колечко с сине-зеленым камнем в форме пера. — Подарок от отца, — сказала она. — Я думаю, что раньше оно принадлежало маме. Он привез ее из Северной Африки. — Она подняла колечко вверх, луч утреннего солнца упал на перышко и оно заискрилось, как тропический океан, потом протянула ему. — Он сказал, что это турмалин.
Пол посмотрел на кольцо. Перо, замечательно вырезанное из камня, казалось воздушным, земная твердь превратилась в порыв ветра.
— Надень.
Палец, как
— Теперь ты не сможешь меня бросить. — В ее голосе была не мольба — скорее сила приказа или заклинания. — Ты никогда не сможешь бросить меня. — Мгновением позже она забралась ему на колени, обняла за шею и прижалась губами к его губам. Какое-то мгновение он сопротивлялся, потом сдался, отдавшись приливу безумия.
— Ого! — сказал кто-то.
Ава вскрикнула и вырвалась из рук Пола. Он повернулся и увидел усмехающееся безобразное лица Мадда, глядящее на них из-за деревьев.
— Непристойно, очень непристойно, — сказал толстяк.
Внезапно все потемнело, как будто просочилось в длинную канализационную трубу. Свет, воздух, плач Авы, чириканье птиц, шорох листьев, уплыло все. Не осталось ничего, кроме темноты и пустой тишины.
Он пробыл в темноте так долго, что почти забыл обо всем другом. Потом что-то холодное упал на него сверху и он с криком проснулся.
Пол Джонас вырвался из пустоты и обнаружил, что его кожа горит, а голова распухла так, как будто он много часов провел под солнцем пустыни. Однако вокруг него был не раскаленный песок, а мигающая полутьма камеры.
Жрец Узерхотеп, с тупым и безразличным лицом, стоял над ним, все еще держа в руке глиняный кувшин с холодной водой, которую он вылил на связанного Пола. Глядя на Пола, как на плохо сделанный кусок ткани, жрец какое-то время хмуро изучал его, пощупал пульс, грязным пальцем оттянул назад веки, и только потом отступил назад.
Улыбка клоуна прорезала желтое безволосое лицо Роберта Уэллса.
— Бог мой, да ты способен проговорить без перерыва всю оставшуюся жизнь.
Пол попытался что-нибудь сказать, но не сумел. Артерии, по которым кровь должна была поступать в мозг, забило чем-то вязким и жирным.
— И тем не менее мы узнали прискорбно мало, — пожаловался Уэллс. — Да, признаю, ты что-то узнал о Граале, очень незначительное. Но это никак не объясняет, почему Старик решил не убивать тебя. Из твоих воспоминаний ясно, как дважды два, что его операционная система еще более ненадежна, чем мы полагали — и чем полагал сам Жонглер — и в какой-то степени разумна. Но мы остановились на самом интересном месте. — Он покачал головой. — Последняя часть мозгового блока на удивление сильна, а это заставляет предположить, что поначалу он хотел вообще смыть все твои последующие воспоминания. И, значит, это именно то, что я хочу узнать.
Горло Пола стало шершавым, как кожа акулы, но он все-таки набрал немного слюны и смог ответить.
— Почему тебя это так волнует? Жонглер мертв, я и мои друзья у тебя в руках. Дред на коне. Что тебя волнует? — На самом деле ему не хотелось больше вспоминать. Над всем, что вернулась к нему, нависало тягостное беспокойство, и что-то ждало за углом, еще более ужасное. — Давай, убивай меня, если ты ничем не лучше своего нового босса. — По меньшей мере боль закончится. Должна закончиться.