Море Троллей
Шрифт:
— Понимаешь, земля за морем не такая плодородная, как здесь. Хутора врезаются в скалы. И почитай, добрую половину года погребены под снегом и льдом. Выжить там могут лишь сильнейшие, а прочие вынуждены искать счастья в иных краях. — Бард поднимался по крутой тропе, не замедляя шага и даже не переводя дыхания. Джек с трудом поспевал за ним. — Так что скандинавы, тамошние обитатели, поглядывают на восток, на земли русов, и на юг, на земли франков. На север они не смотрят: там — владения ётунов.
— Ётуны. Джек вздрогнул.
— Боюсь, что кое-кто из
— Это и есть та тень из-за моря, что ты почуял, господин?
— Да, она… и еще кое-что. — Бард замедлил шаг и устремил взор на море, туда, где вверх-вниз плавно скользили чайки. — Эти самые скандинавы — те, что поглядывают на запад, — они подчиняются королю по имени Ивар Бескостный.
Ивар Бескостный! Джеку померещилось, будто между ним и солнцем зависла свинцовая туча. Шум прибоя словно бы поутих, а крики чаек доносились теперь откуда-то из далекой дали.
— Джек, с тобой всё в порядке? — встревожился Бард.
— Что за кошмарное имя! — пробормотал мальчик.
— Не более кошмарное, чем он сам. Глаза у него бледно-голубые, словно морской лед. А кожа — белесая, точно рыбье брюхо. Он может голыми руками сломать человеку ногу, а еще он носит плащ, сшитый из бород побежденных врагов.
У Джека аж голова закружилась от ужаса. Да что с ним такое творится?! Не он ли вдоволь наслушался леденящих кровь историй и от Барда, и от отца? Причем «страшилки» ему очень даже нравились — чем ужаснее, тем лучше. А сейчас вот разом обмяк — точно новорожденный ягненок.
— Но даже Ивар Бескостный бледнеет рядом со своей женой. — Бард по-прежнему пристально вглядывался в море. Он словно искал чего-то. А спустя мгновение встряхнул головой и продолжил.
— Королева Фрит — полутролльша, — произнес он, понизив голос.
— Это она послала к тебе Мару? — Грудь Джеку словно сдавила гигантская рука.
— Да, мой мальчик. А дух ее скакал на Маре верхом, словно злобное чудище — именно такова ее истинная сущность, спрятанная за личиной прекрасной и лживой. Кстати, а ты знаешь, что у Мары — целых восемь ног?
Но Джек уже ничего не слышал. Он без чувств рухнул на поросший травою утес над пенными волнами Северного моря.
Когда Джек очнулся, старик сидел на сером камне рядом с тропой. С плеча его сорвался ворон — и, хлопая крыльями, полетел над густыми зарослями утесника и вереска, что отделяли их от западных холмов. Джек потер лоб. Ощущение было такое, словно его сбили с ног и добрых полчаса топтали десятка два черномордых овец.
— Послушай, — проговорил Бард, провожая ворона взглядом. — С тех пор, как я шмякнул тебя оземь, ты, случайно, не чувствуешь ничего необычного?
Джек рассказал старику, что да, действительно, последнее время у него то и дело глаза на мокром месте А еще он теперь замечает многое такое, на что раньше и внимания не обращал — ну, краски там, запахи… Рассказал, что в какой-то миг отец показался ему ребенком, а в следующее мгновение вновь превратился во взрослого.
— Я
— Ты отлично объясняешь, — возразил Бард. — Должен признаться, это для меня неожиданный сюрприз.
— Я схожу с ума?
Бард фыркнул.
— О нет! Ты просто расправил крылья. — Старик пошарил в суме, которую вечно таскал с собою на длительные прогулки, выудил пару темно-красных сушеных яблок и швырнул одно Джеку. — Видишь ли, парень, большинство людей живут, что птицы в клетке. Им так безопаснее. Мир — страшное место, в нём полным-полно всего чудесного, великолепного и опасного. Лучше — так считает большинство — притвориться, что ничего этого нет. Ой!
Проведя пальцем по деснам, Бард извлек семечко.
— И что б пекарю вынимать сердцевинку, когда он яблоки сушит!
Джек с трудом понимал, о чём идет речь.
— Очень немногие осознают, что дверь не заперта, — продолжал между тем Бард. — Они всё бьются в нее и бьются, и вдруг — бац! — дверь распахивается, и они вылетают прочь. А снаружи мир выглядит совершенно иначе. Из ниоткуда появляются ястребы и вороны, змеи и крысы…
— Довольно! — вскричал Джек, закрывая лицо руками.
Бард пристально глянул на него — но ничего не сказал. Он пошарил в суме, нашел кусочек овсяной лепешки и, положив его на ладонь, вытянул руку. С небес спикировала чайка и схватила угощение.
— Это магия? — благоговейно спросил Джек.
— Это терпение. Если посидеть тихонько, к тебе всё само придет. Этому я и пытался научить тебя последние несколько недель. Замри, не шуми. Осмотрись вокруг. Вот и меня так учили. Это дело долгое, неспешное, потому что настоящая магия опасна. А сейчас ты распахнул дверь до срока. Когда я сражался с Марой, ты ненароком прикоснулся ко мне, и призванная мною жизненная сила перетекла из моей руки в твою. Она-то и швырнула тебя на землю. И едва не убила…
Джек с трудом поднялся на ноги. Колени предательски подкашивались.
— Твоя защита развеяна в пыль, — продолжил Бард. — Теперь всё, от судьбы выпавшего из гнезда птенца до грозной красы ястреба, что камнем падает на него с небес, будет проникать тебе в самую душу. Жаль. К такому количеству реальности ты еще не готов — но что есть, то есть. Ты идти-то сможешь?
— Попробую, господин.
— Тогда давай за мной. — Бард зашагал вперед, на сей раз не так быстро. Тропа постепенно отошла от края утеса и нырнула в долинку. На дне ее росла рябина, а под деревом бил ключ, разливаясь небольшим озерцом. Гладкие, серебристые ветки были сплошь усыпаны гроздьями кремовых цветов; над ними облаком роились пчелы. Их громкое жужжание заглушало даже плеск воды. Джек задумался про себя, а не из материнского ли улья эти пчелы; одна опустилась ему на рукав, и мальчик понял: да, так оно и есть. Он узнал эту пчелу. Он прямо-таки ощущал, как работает ее крохотный разум, чувствовал ее возбуждение при виде медоносного дерева, ее нетерпение вернуться в гнездо, подаренное матерью. Замечтавшись, Джек споткнулся и чуть не упал.