Море житейское
Шрифт:
Другое предание относится ко временам Смутного времени. Вот выписка из сочинения краеведа Н. Иванчина-Писарева: «Вот изъяснение названия храма Николы Гостиного: всем русским известны подвиги князя Пожарского и избежание его от ножа убийцы, подосланного Заруцким, но не все знают, что он приписывал и успех, и спасение свое заступлению святителя Николая
Через его чудотворную икону Зарайскую. Усердие его к этой древней корсунской иконе еще во время его воеводства заставило его пещись о сохранении ее от огня и меча литовцев и мятежников, и он препроводил ее в Коломну, где она гостила внутри крепости. Когда буря мятежной брани
В нашей машине едут сразу три батюшки: отец Сергий, отец Георгий и, за рулем, отец Геннадий. Впереди, рядом с ним, как штурман, Александр Борисович. Он и в самом деле с картой. Бодро говорит на поворотах: «Справа и сзади чисто, впереди и слева туман». Кроме того, Александр Борисович с какой-то сверхдорогой фототехникой. Он без жены, поэтому свободен в выборе кадров. Сзади сидим мы втроем: Елена, Надежда и аз многогрешный. Конечно, тесновато, но разве это искушение, просто малое неудобство. Тем более быстро привыкаем и едем, как будто так и надо. В передней машине, она побольше, тоже семеро: три супружеские пары: отец Петр с матушкой, Димитрий Гаврильевич с Галиной Георгиевной, Валерий Михайлович с Ириной Александровной и, как уже замечено, с сыном Мишей. Он едет совершенно счастливым, ему мама привезла ноутбук, и Греция сейчас летит мимо него, ибо его внимание нырнуло в переписку. «Плохо без тебя», - пишут ему одноклассницы.
Несемся постоянно по сто сорок - сто пятьдесят километров в час, иногда идем под двести. Машина не мчится, а плывет.
– Не туман впереди и слева, а Олимп, - сообщает отец Геннадий.
– Олимп подо мною, стою в вышине.
– Один, совсем один, - поддерживает отец Георгий.
Олимп! Гора поэтических мечтаний юности! Жадно читал о ней, мечтал напиться из кастальских родников, текущих у ее подножия. Сказать ли батюшкам отроческую строчку: «Мои кастальские ключи текут из-под сосны»? Промолчу. Да, благодаря Олимпу, даже и не мечтая, что увижу его, и, утешая себя, писал: «Наш северный лотос - кувшинка, наш виноград - рябина, наши моря - озера, наша пальма - сосна». Вспомнились лекции по «античке», ссоры и склоки богов Олимпа, войны из-за того, что кто-то кому-то, но не тому-то, подарил яблоко. В нем, может быть, отголосок яблока из райского сада. От соблазна к ссорам и войнам. Но вообще уже знаю, что таких Олимпов античность наплодила множество. Всем же хотелось, чтоб боги жили у них. А гор тут хватает. Напротив Константинополя, в Малой Азии, тоже есть Олимп.
Чаще всего в машине воцаряется молчание, идет внутренняя молитва. Елена вычитывает свои длиннейшие правила, Надежда - пяточис-ленные молитвы. Перебирает четки отец Сергий. Но, видно, плоховато ему, температурит, простыл на Афоне, на горе Преображения. Несет свои страдания мужественно, старается, чтобы о нем не заботились. Но разве утаишь недомогание от внимания женщин? На совместной остановке в небольшом городке Галина Георгиевна и Ирина Александровна сразу понимают его состояние и решительно гонят своих мужей в аптеку, приказывая набрать и таблеток и сиропов. Мужья возвращаются с лекарствами, потрясенные ценами на них. Отец Сергий начинает лечиться. Из солидарности к нему и от того, что появились средства исцеления, и мой организм решает напомнить о себе, дает сбои, я тоже начинаю кашлять и прикладываюсь к пузырьку.
День
Ни
Во всем здесь Божие присутствие: неустающий от восторгов взгляд следит, как плавно переходят равнины в предгория, как украшают их дела рук человеческих: плантации винограда, фруктовых деревьев, орошаемые зеленые поля овощных культур, и всюду, несмотря на осень, цветение трав и кустарников. Далее светло-серые и коричневые склоны гор, исцарапанные мелкими и глубокими ложбинами. Можно себе представить, как несутся по ним весенние потоки с вершин оттаивающих гор, как рокочут растревоженные камни, подобно шуму мельничных жерновов.
Да, Греция. Греческие священники крестили Русь, слава Богу. Именно их призвал в Киев святой равноапостольный князь Владимир. Именно от них приняла веру православную его бабка, святая равноапостольная Ольга. И всегда Россия благодатно окормлялась, так сказать, кадрами Второго Рима. При Екатерине были призваны греки для заселения южнорусских степей, и тогда многие греческие фамилии обрусели и стали нам родными. Келлия святого Патриарха Иерусалимского Модеста выпустила книгу об архиепископе Чебоксарском и Чувашском Николае. Его фамилия Феодо-сьев, а это от грека Феодосиса, священника, его предка.
* * *
Рынок надгробий. Странное ощущение испытываешь, когда ходишь по нему. Вроде и не по аллеям кладбища идешь, но уж, конечно, и не среди парковых скульптур. Еще где-то живут люди, которым уже вот этот ангелочек из белого мрамора готов обозначать место упокоения. «Покойся, милый прах, до утренней звезды» напишут на постаменте. Или проще, от имени усопшего: «Я дома, вы еще в гостях».
Последнее очень нам подходит, мы тут дважды в гостях: и на земле у Господа и в Греции, у греков.
Переправа
И машины летят, и день летит, и пространство пролетает, часов пять в пути, и вот мы уже у паромной переправы. Стоит у причала гигантский паром с начертанной по борту надписью «Эвбея. Агиос Иоанн Русский». Агиос - святой. Обогнавшие нас на последних перед переправой километрах сотоварищи сообщают, что есть еще целый час до отхода парома. Час при наших темпах - это подарок. Решаем нырнуть в Эгейское море. Повезет, так дня через три нырнем в Ионическое.
Немного отъезжаем и находим: пляж не пляж, но песочек, деревца, все очень прилично. Чьи-то палатки. Море чистейшее. В нем булькают-ся несколько семейств. Все подрумяненные, подкопченные солнышком. Взирают на нас, бледнолицых северян, с любопытством. Но северяне отважно и мощно заплывают дальше всех. Взирают теперь уже с уважением. Так-то. Не всегда загар - знак мужества, мужество наше в наших ледяных крещенских купелях, в долгих зимах, в сшибающих с ног снежных вихрях.
Но уже пора на паром.