Море. Сосны
Шрифт:
Мила и Верка ели мороженное, парни курили.
– Разъезжаемся по местам прописки? – спросил Стендап.
– Поезжайте, – сказал Виктор. – А я еще посижу.
– Остаешься? – спросила Мила.
Виктор ей не ответил.
– Я тоже посижу, – вдруг сказал Элик. – Подожду.
– Ты в Москве своей живешь? – спросил Виктор. – Вот и поезжай в Москву свою, не путайся под ногами.
– Что ты злишься? – спросила Мила. – Может, он поддержать тебя хочет?
– А мне не надо.
– А я и не хочу, – ответил Элик. –
Виктор полез в задний карман брюк.
– На! Только билет до Ленинграда.
Элик взял билет.
– Мне все равно, Ленинград – это хреново, но все равно сгодится, – сказал он. – Ты-то как?
– Как-нибудь.
Ожил репродуктор на столбе. Металлическим голос сообщил советскому народу:
“Четырнадцатого октября состоялся Пленум Центрального комитета КПСС. Пленум ЦК КПСС удовлетворил просьбу товарища Хрущева Никиты Сергеевича об освобождении его от обязанностей Первого секретаря ЦК КПСС, члена Президиума ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР в связи с преклонным возрастом и ухудшением состояния здоровья. Пленум ЦК КПСС избрал Первым секретарем ЦК КПСС товарища Брежнева Леонида Ильича”.
Сообщение это выслушали внимательно, но никто из компании комментировать его не взялся.
Стояли у скамейки, прощались с Виктором.
Стендап пожал Виктору руку и назвал свое имя:
– Георгий.
Гоухоум назвал себя:
– Леша.
– Люда, – сказала Мила-Бикини.
Элик, смущаясь, сказал:
– Меня зовут Паша.
– Я Эмма, – сказала Верка. – А ты?
– А я Виктор, – сказал Виктор.
И они ушли.
В парке на скамейке остался один Виктор.
Он смотрел им в спины, когда они шли по аллее к выходу.
Обернулась только девушка с дурацким именем Верка, которая на самом-то деле оказалась Эммой.
Стендапу (Георгию) сейчас 86 лет. Он жив-здоров и в твердой памяти. Никогда не смотрит телевизор, потому что там в новостях все не так, как ему бы хотелось. Взрослые внуки подарили ему DVD-плеер, и он пристрастился смотреть боевики и триллеры. Смотрит все подряд, поскольку ему – все равно, названия фильмов он не запоминает.
Гоухоуму (Леше) сейчас 67 лет. Женился он ровно через год, в 65-м. Жизнь прожил неутомимым бабником, как все некрасивые мужчины.
С 1993 года активный член подмосковного (г. Истра) отделения КПРФ.
Элику, он же Паша, 72 года. Он так и остался в Ленинграде, с тех пор как Виктор отдал ему свой билет. Потихоньку осел в городе, который теперь называется Санкт-Петербургом. Прожил спокойную
Наоборот, это ему сломала жизнь некая Света Горохова. Красивый седой старик сильно пьет и, в общем-то, за жизнь не особо держится.
Миле (Люде) 68 лет. Никто не знает, что раньше ее звали Бикини. Она вышла замуж, прожила с очень скучным мужем долгую жизнь и ни разу ему не изменяла. Скучному мужу она всю жизнь объясняла, что брак?- это взаимное ограничение свободы. А тот никогда и не спорил с этим.
Все они живы и здоровы.
Одна хорошенькая штучка
В тот же день в купе скорого поезда Адлер – Москва сидела веселая Верка, пила коньяк с молодыми веселыми летчиками.
Окно было открыто, и ветер весело трепал занавески.
Летчики говорили:
– Пьем все, что к полу не прибито!
– Пьем за тех, кто турнул Никитку, задолбал он своей кукурузой!
– Брежнев – серьезный мужик, а Хрущев – колхозник!
– Брежневу пятьдесят восемь лет, он молодой, а Хрущеву семьдесят, он старый!
– У Хрущева жена старая и на свинью похожа, а у Брежнева – красавица!
Верка с ними спорила:
– Он дал народу холодильники, стиральные машины и телевизоры! При нем майонез появился! А кто Гагарина запустил? При нем ракеты СССР стал делать как сосиски!
Самый молодой летчик запел:
Куба, отдай наш хлеб!
Куба, возьми свой сахар!
Куба, Хрущева нет!
Куба, иди ты на…
Рыжий летчик осторожно всунул Верке руку между коленок. Под столом, конечно. Чтобы никто не видел. Но видели все.
А Верка храбро делала вид, что ничего такого не происходит.
Рыжего это так разволновало, что на скулах у него выступили пятна румянца.
Рука его поползла выше и выше, и он жарко шептал ей на ухо:
– Мы испытывали одну штучку на Новой Земле. Такая хорошенькая штучка получилась, посильнее Хиросимы будет.
– Это для войны? – на ухо спросила его Верка.
– Для мира во всем мире.
Больше всех хотят девушки
А в это время в парке сидел на скамейке Виктор.
Смотрел на Серое здание напротив.
Слушал репродуктор на столбе.
По радио передавали песню “Хотят ли русские войны?”.
Хотят ли русские войны?
Спросите вы у тишины
Над ширью пашен и полей.
И у берез, и тополей.
Спросите вы у тех солдат,
Что под березами лежат,
И вам ответят их сыны,
Хотят ли русские,
Хотят ли русские,
Хотят ли русские войны.
Эту песню пел Марк Бернес и Дважды краснознаменный имени Александрова ансамбль песни и пляски.