Мореплавания Солнышкина
Шрифт:
— Что? — испуганно спросил Бурун. — Плавали-Знаем?
— Да! — ответил Перчиков.
— Ну, всё! Начинается веселое плавание!
Имени нового капитана никто не знал. Весь флот звал его по кличке Плавали-Знаем. Кто бы ни обращался к нему с советом, что бы ему ни говорили, все слышали от него один небрежный ответ: «Плавали — знаем». Знаний у него было с гулькин нос, но важности хватило бы на сто капитанов. И, говорят, капитаном он стал только из-за своей важности. Когда на экзаменах ему задавали какой-нибудь вопрос, он так важно отвечал: «Плавали — знаем», что старым
Но боцман Бурун знал его лучше всех преподавателей, поэтому он и почесал себе затылок. Солнышкин тоже сощурил глаз. Такая перемена обещала ему мало хорошего, но он не привык унывать. Тем более что он был на палубе настоящего корабля и корабль уже готовился к отплытию.
И едва он об этом подумал, в рубке появился Плавали-Знаем и крикнул в микрофон:
— Машинисты, заводи примус! Палуба, по местам!
Боцман бросился на бак. Солнышкин за ним, сзади побежали Петькин, Федькин и Стёпка-артельщик с куском сардельки во рту. Через несколько минут на палубе всё было как в бою: поползли цепи, загрохотали якоря. Бурун шумел на артельщика:
— Брось сардельку, держи трос!
Солнышкин изо всех сил тянул мокрый и толстый канат; от лебёдок шёл пар и дым, как от подбитых танков, и пароход потихоньку отваливал от причала. Оставалось убрать последний трос, когда на причале раздался спокойный голос:
— Стойте! Стойте!
Из-за пакгауза вышел доктор Челкашкин с чемоданчиком в руке.
— В чём дело? — спросил строго Челкашкин, так что все притихли, и посмотрел на часы. — До отхода ещё ровно две минуты.
Плавали-Знаем молчал.
— Я спрашиваю: почему убрали трап?! — сказал Челкашкин.
— Явились после меня и хотят, чтобы я ждал медицину! — закричал Плавали-Знаем.
— Во-первых, явился я вовремя! Во-вторых, я спасал человека, и, в-третьих, я не собираюсь бегать впереди вас стриженым бобиком!
— Что?! — спросил капитан, и щетина у него на подбородке стала вдвое длиннее.
— Трап, — показал Челкашкин пальцем. Боцман побежал на помощь, но Плавали-Знаем крикнул:
— На место! Не сметь!
— Ах, даже так! — возмутился доктор. — Ну ладно!
И вдруг он разбежался, вскочил на трос и быстро побежал по нему, помахивая чемоданчиком. На палубе не успели даже мигнуть, как он перелез через борт.
— Вот так, — сказал Челкашкин и улыбнулся. — А с ним, — он показал наверх, — мы ещё поговорим. — И тут же отправился к себе в лазарет.
В это время из-за угла, запыхавшись, выбежали три молодых красивых штурмана. Они отвезли Морякова в больницу и теперь отчаянно размахивали руками. Но пароход уже уходил из бухты.
РУКУ НА ДРУЖБУ, СОЛНЫШКИН!
Наступила ночь. На небе высыпали тысячи звёзд, и все отразились в воде. Пароходик бежал по ним, как петух по зерну.
Солнышкин стоял на самом носу парохода.
Сзади пароход догоняла луна, и Солнышкину казалось, что сам он — тугой, наполненный
Там уже приплясывали Петькин, Федькин, плюхался толстый Степан. Солнышкин еле пробился к душу, и тугие горячие струйки забарабанили по спине. Но через минуту ему стало совсем тесно. Он повернулся боком и увидел, что артельщик вроде бы увеличился в объёме. Он хотел повернуться поудобнее, но деться было некуда. От горячей воды артельщик разбухал, как сарделька.
— Ого! — сказал Солнышкин.
— Что? А ну-ка, вали отсюда! — прикрикнул артельщик, шлёпая себя ладонями по мокрому брюху.
Солнышкин поглядел на артельного исподлобья.
— Не слышал? — зашипел артельщик. — Да я тебя…
Но не успел договорить — в душевую вошёл боцман Бурун с берёзовым веником под мышкой.
— А-а, опять тут артельщик разоряется! — сказал он. — А ну-ка, хватит! Дай людям после работы помыться.
Артельщик поплёлся к двери. Солнышкин снова забрался под душ, и старый Бурун принялся хлестать его веником. Это было особенно приятно после длинной дороги и всех событий, которые свалились на голову Солнышкина.
Наконец всё утихло. Поблёскивая вымытым лбом, Солнышкин направился в каюту. На пороге его встретил Перчиков и протянул новенькую тельняшку:
— Держи!
Глаза у Солнышкина загорелись.
— Ух ты, вот это да!
— Бери, надевай, — сказал Перчиков и сам засиял от удовольствия.
Когда Солнышкин просунул голову в тельняшку и рассмотрел себя в зеркале, Перчиков вдруг озабоченно спросил:
— Слушай, Солнышкин, а почему Плавали-Знаем так сердито на тебя смотрел? И что у тебя случилось с артельщиком?
Солнышкин забрался на верхнюю койку, которую, понятно, Перчиков уступил ему, и рассказал всё по порядку. В каюте стоял приятный полумрак, за бортом бежали волны; Перчиков ремонтировал какой-то радиоприёмничек, и от света ламп носик его тоже светился, как радиолампочка. С каких-то неизвестных берегов в каюту доносились попискивания азбуки Морзе, долетала тропическая музыка, и Перчиков посмеивался над приключениями Солнышкина. Но когда тот рассказал о случае с милицией, о встрече в парикмахерской и о последней стычке в душевой, Перчиков задумчиво сказал:
— Да, тебя могут ждать неприятности. Но ничего, мы тебя в беде не оставим. — И протянул вверх руку: — Руку на дружбу, Солнышкин!
И хотя Солнышкин сам не собирался давать себя в обиду, он с радостью пожал мужественную руку Перчикова.
ПЕРВЫЙ ПРИКАЗ БРАВОГО КАПИТАНА
Ночь прошла спокойно. И Солнышкин начал утро в самом боевом настроении. Под плеск волн он сделал на палубе зарядку, под крики чаек встретил солнце. Оно выкатилось из-за моря и полетело ему навстречу. Потом Солнышкин позавтракал куском хлеба с маслом, настоящим флотским чаем и теперь в раздевалке ждал команды боцмана.