Морфы
Шрифт:
Так, в общем-то и вышло. Моя шуба была лишь на пару тонов светлее его, и тоже почти упиралась в пол. И на голове — кокошник. Тяжелый, не иначе как все эти сияющие камни настоящие. Наверное, выглядела я хорошо, но настроения мне это не прибавило.
– А без всего этого нельзя?
– проныла я, но безрезультатно. Кошмарыч лишь хмыкнул, что, без сомнения, обозначало что-то вроде «не зря я взялся, с ней нормальный и не справится». И я пообещала самой себе, что не дам ни одного повода усомниться в том, что я бы нормально поработала и без надсмотрщика.
Вот так, дав себе слово и заранее приготовившись к самому
Наверное, никогда в жизни мне не хотелось расплакаться так сильно, как в эту ночь. Не знаю, то ли у нас был такой маршрут выбран не случайно, то ли просто совпало, но в основном мы попадали к больным и осиротевшим детям или старикам. Они не просили машин или очень красивых кукол — мешок, в котором лежала колода с картами самых обычных подарков, оставался закрытым. Не просили они и крутых мобильных телефонов или плееров. Кто-то хотел просто согреться, кто-то снова увидеть маму или научиться петь.
Я не сразу поняла, в чем дело последнего желания — я никогда раньше не видела вживую эти пластиковых трубочек, что крепились на шее этой бледной словно куколка девочки. И только когда Кошмарыч осторожно снял это устройство и взмахом руки заделал темную дырочек в шее, я всё поняла. И льдинки украшений тревожно звякнули, когда я резко отвернулась, чтобы не разреветься. Мне хватило минуты, и потом я не щадя ладоней рукоплескала девочке, которая пела песню про трех белых коней.
Мое лицо болело уже к пятому сну от того, что Кошмарыч его менял под то, что видел в воспоминаний брошенных детей. Я теперь больше не возражала против дорогой длинной шубы и кокошника — красивая и счастливая мама или дочка Снегурочка, вот кем я была раз за разом.
Мельком лишь успела подумать о той женщине, которой помогала летом пересесть в её инвалидное кресло. Приснимся ли мы и ей тоже, или её сын сейчас с ней и сможет поздравить в реальности?
Кошмарыч был необычно ласков для себя и выбранного образа Мороза, он утирал носы и помогал подняться с постели неходячим или слепым и забывшим даже во сне, каково это — видеть или ходить, и он дарил по-настоящему волшебные подарки, не используя заготовки, которые нам выдавались в Университете.
Держалась что есть было силы, и на самом деле гордилась своим умением скрывать эмоции, и потому всерьез удивилась, когда очередной прыжок привел нас не в чей-то сон, а в кабинет Кошмарыча. Тот, не выходя из образа Мороза, вытащил из кармана огромный белоснежный платок и протянул мне.
– Реви, - коротко приказал он.
– Только как следует.
– Не надо мне этого, - голос мой дрогнул, но я оттолкнула платок, чувствуя, как слезы всё-таки выступают на глазах, словно я и впрямь плакса какая-то.
– Надо, - возразил Кошмарыч.
– И серьезнее отнесись к делу. Реветь придется за двоих. Я не могу. Мне борода мешает.
Это прозвучало так печально и в то же время так забавно, что я фыркнула от смеха и... разревелась. Я присела на краешек огромного идеально чистого стола и ревела со всей самоотдачей. Украшения на кокошнике жалобно позвякивали в такт моим всхлипам.
– Вот и молодец, - заявил Кошмарыч, когда мои рыдания перешли в икоту.
– Еще парочку снов выдержишь? Одна девочка очень хочет волосы как у златовласки из сказки.
–
– Ты сильная, - помолчав немного, произнес Кошмарыч своим особенно равнодушным голосом.
– Поэтому я выбрал тебя в Снегурочки. Ты сильнее, чем о себе думаешь.
Слезы мгновенно высохли.
– То есть, это не за мной нужно следить, чтобы я не создала на пустом месте кошмар?
– уточнила я.
– А одно другому не мешает, - веско заметил мастер Кошмаров, поднимаясь со места, и взваливая ненужный мешок на плечо.
– Улыбнись, Снегурочка. Они все хотят, чтобы мы им улыбались.
И здесь Кошмарыч ошибался, хотя об этом я узнала лишь несколько дней спустя. А пока я улыбалась, читала сказки, танцевала с детьми и одинокими стариками и старушками, кричала «Ёлочка, гори!» и уставала так, как никогда в жизни. И ревела, ревела в кабинете Кошмарыча, уже не возражая ему и его невероятному платку.
Пожалуй, родители не зря запрещали мне работать в больницах и хосписах. Может, они просто не верили, что я справлюсь, а может, не хотели проверять, справлюсь или нет. Обижаться на них за это я больше не могла.
– Раньше я думала, что в Новый год всем весело, - пожаловалась я несколько дней спустя подругам. К этому моменту они уже выяснили, что отличие в экзамена для меня только в иностранном языке, и теперь собирали для меня всяческие тесты и учебники. Честно говоря, их энтузиазм меня пугал, и я всеми силами пыталась их отвлечь.
– А то, - согласилась Васька.
– Особенно всем этим Дедам Морозам и прочим замаскированным личностям. По несколько утренников в день — и к вечеру от стишков морду сводит и гирлянда в глазах рябит.
Она так точно описала мое состояние, не считая того, что мои подопечные были еще и бесконечным источником моих слез, что я даже не рискнула спрашивать, откуда она знает.
– Бабу Ягу играла в доме творчества в прошлом году, - не дожидаясь вопроса, пояснила Васька.
– Может, и в этом пойду, чтобы меня родители в поход не тащили. Зимой я эти горы вообще видеть не хочу.
Васька вообще из нас была самая активная, и в доме творчества ходила в какие-то кружки, пару раз даже приглашала нас на выставки, где были и её работы. Кажется, мозаика из соломки.
– А еще полиция и скорая помощь все праздники работает куда больше, чем обычно, - задумчиво добавила Света.
– Столько всего случается.
Мы все втроем замолчали, представляя, что может случиться в праздники. Фейерверки, ледяные горки, горячительные напитки, много еды...
...- Я думаю, вы в реальной жизни врач, - заявила я в следующем сне, самостоятельно проецируя с карты свой кокошник. Такая же реальная тяжесть у меня никак не выходила, но время еще было. И я подумывала изменить свои волосы. Из русых сделать золотистые — заодно бы зачет у мистера Совершенство получила бы. Правда, для этого пришлось бы еще и нос с подбородком изменить — мистер Совершенство ставил зачет лишь в том случае, если после изменений мы себе полностью нравились. На мой взгляд, не очень честно. Наши парни и Анна Васильевна себе и без всех этих иллюзий нравились.
– Может, даже в реанимации. Или детской больнице. И в жизни вы очень добрый.