Моргенштерн (сборник)
Шрифт:
— Мы должны помнить, какие блага мы потеряли по вине наших предков, — мне пришлось перейти на шёпот. Опустошённое чрево гнало по всему телу волны боли, и мне было трудно говорить.
— Да, разумеется, чувство вины помогает простолюдинам смириться со своим положением… но ведь мы оба — не простолюдины, не так ли? Зачем нам обсуждать эти сказки?
— Это учение Церкви, — выдавил из себя я. Боль немного отпустила, но перед глазами всё ещё плавали розовые круги.
— Но ты же разумный человек, — раздражённо произнёс Тангрэйм, и тут же громко испустил газы, — и не можешь всерьёз соглашаться с тем, что
— Я не смею обсуждать учение Церкви, и не намерен шутить на эту тему — нехотя отозвался я, прекрасно понимая, что мой ответ звучит жалко.
— Ну конечно, ну конечно! — Тангрэйм был явно доволен. — И всё же в свитках, написанных секретным письмом…
— В Священном Алфавите нет ничего секретного, — я показал рукой на потолочную роспись. Просто он сложен для писцов, а начертания знаков необходимо изображать точно. Поэтому Церковь разрешила светские письмена.
Тангрейм посмотрел на потолок и поморщился. В его горле что-то булькнуло, но он удержался.
— Какие-то пятнышки и кляксы. И они не очень-то отличаются друг от друга.
Я пожал плечами. Желудок, кажется, немного затих.
— Да, светские алфавиты удобнее. Но это — священные Знаки, оставленные нам нашими Судьями. Нам, служителям Церкви, запрещено заниматься светскими науками, но эти письмена мы изучаем, потому что они необходимы для всеобщего спасения. Не зная их, мы никогда не вернёмся Домой. Ими начертано Слово, которое освободит нас.
— Да, я знаю… А, кстати, что там написано? — Тангрейм с любопытством уставился в потолок, испещрённый письменами. — Может быть, само Слово?
— Нет, ничего особенного. В основном — проклятия врагам Святой Веры, — вежливо пояснил я. — Очень изощрённые.
— Как хорошо, что ко мне они не относятся, ибо я друг Святой Веры, — Тангрейм вежливо улыбнулся, показав мелкие ровные зубы, — но всё же вернёмся к тому, с чего мы начали. Святая Церковь утверждает, что ей ведомы ответы на три вопроса — откуда мы пришли, что мы здесь делаем, и куда идём. Мне хотелось бы услышать мнение Церкви из уст её главы. Прошу тебя, удовлетвори моё любопытство, Святой отец, — Тангрейм продолжал улыбаться, но его глаза оставались холодными, — ибо, поверь мне, оно отнюдь не праздное.
— Хорошо, — согласился я, — но не думай, что ты узнаешь что-то новое. Я могу только повторить тебе основы учения Церкви — разве что, несколько подробнее и яснее.
— Это меня устраивает, — Тангрэйм положил локти на стол, — я во всём предпочитаю ясность. Итак?..
— С чего мне начинать?
— С начала, — усмехнулся Тангрэйм. — С самого начала. Ох, извини…
Тангрейм пододвинул к себе миску для блевотины, и быстро, по-солдатски, облегчил желудок. Судя по тому, что осталось в миске, обедал он водорослями, с небольшим количеством мяса. Я с тоской посмотрел на плавающие в рвотной массе клейкие кусочки — у меня опять свело желудок.
— Наш мир, — начал я, — представляет из себя
— Опустим эти подробности, — прервал меня Тангрэйм, — я знаю, как устроен этот мир, не хуже тебя.
— Гораздо лучше меня, — усмехнулся я, — как и подобает человеку практическому… Ладно, продолжим. Нам кажется, что наш мир — единственный. Но Церковь учит, что это не так. Это всего лишь часть Большого Мира, именуемого Галактикой или Вселенной. Это слова Древнего Языка, на котором говорили наши предки. Вселенная — это обширная пустота, в которой висят множество таких каменных шаров, как наш. Один из них называется Голубая Земля, откуда наши предки были изгнаны за свои грехи. Согласно преданию Церкви, Земля покрыта мягким камнем, по которому не больно ходить. По ней текут потоки пресной воды, которая приятна на вкус…
Я ещё раз отхлебнул воды из чаши. Всё-таки надо поесть. Может быть, ещё раз попробовать водоросли?
— Всё это можно прочесть в любой церковной книжке, — Тангрэйм прищурился, — это тоже можно пропустить.
— Как хочешь, — ответил я, — перейдём к другому. Наши предки согрешили, и были высланы с Земли в этот пустой мир, где нет ничего, кроме камней и водорослей.
— Вот с этого места поподробнее, — мой собеседник нетерпеливо постучал пальцами по столу. — Мне всегда было непонятно, что же именно они совершили.
— Да, этот может показаться неясным, — легко согласился я, — но мирянам достаточно знать, что их предки были плохими, а им самим следует быть лучше. Список грехов можно прочесть в любом катехизисе…
— Что же совершили наши грешные пращуры на самом деле? — Тангрейм быстро ухватывал суть.
— Сначала придётся объяснить одну вещь… — я тянул время. — Честно говоря, Голубая Земля была населена не одними праведниками. Тайное предание Церкви гласит, что и там, на Земле, люди совершали преступления… и даже вели войны…
— Кто бы сомневался, — буркнул Тангрэйм. Он опять пододвинул к себе миску, но потом передумал.
— Каждая новая война была разрушительнее предыдущей, потому что люди придумывали какое-нибудь новое оружие, — продолжал я, — и однажды оно стало настолько страшным, что войны прекратились.
— А вот в это я не верю, — оживился Тангрэйм. — Когда у нас появился порох, многие тоже говорили, что войнам придёт конец. А я выиграл своё первое сражение потому, что вооружил своих солдат пулевиками…
Я усмехнулся. Битва при Шаи-Ра, на месте которой Тангрэйм пять лет спустя установил памятный столб, была на самом деле мелкой стычкой между гонгрцами и аркнурцами, которые в те годы никак не могли поделить Восточный Архипелаг. Правда, Тангрэйм тогда и в самом деле вооружил своих солдат пулевиками. Но что это были за солдаты!.. Жалкая сотня вчерашних крестьян, согнанных войной со своих отмелей, и с горя продавших себя в действующие войска, в надежде хоть раз полакомиться мясом. Никто из них не умел обращаться с новым оружием. Стволы пулевиков тогда делались не из железа, а из побегов каменной водоросли, и они взрывались в руках. Если бы на другой стороне были бы настоящие солдаты, а не такие же бедолаги, только с арбалетами, от тангрэймова воинства не осталось бы и волоска.