Морок пробуждается
Шрифт:
– Ну, здесь же не гипноз.
– Нет, я, конечно, с тобой согласна. Фильм не может убить…
– Кто его знает?
Оба замолчали. Первой нарушила тишину Светлана.
– Ладно, давай ложиться спать. С утра мысли посвежей будут. Что-нибудь придумаем. – Она улыбнулась Максиму. – Твоя старушка найдет выход.
Уснули они мгновенно, едва коснулись подушек.
Светлана выключила музыку и свет в кухне и вышла в зал. За служебным столиком сидел Макс. Она подошла к нему и нежно поцеловала. Максим вздрогнул.
– Ты
– Да так, задумался. – Макс криво улыбнулся и поднялся. – Ты готова?
– Я вся твоя.
– Ты б это… пузырек прихватила с собой, что ли? Для храбрости.
– А ты что ж, меня боишься, что ли? – в тон ему ответила Света.
Макс обнял ее.
– Нет. Я думал, что это ты себя неловко чувствуешь.
– Хитрец! Хотя после длинного трудового дня выпить и мне не помешает. – Света вернулась в кухню.
«Ничего, что он пьет. Попьет и перестанет. Я не дам ему докатиться…»
– Точно так же ты и о Наденьке думала, – донесся откуда-то из мясницкой голос бабушки.
– Бабушка?! – Света поставила бутылку на алюминиевую крышку стола и пошла на голос.
Шла она медленно. В кафе, кроме нее и Макса, никого не было. Но голос бабушки прозвучал так отчетливо, что Свете на мгновение показалось, будто она вернулась в детство.
– Бабушка? Ты здесь?
«Черт, надо было позвать Максима. Хоть он и защитник не ахти, но вдвоем как-то веселее».
Света повернулась лицом к стеклянной перегородке. Двухстворчатая дверь в помещение была открыта. Она хорошо помнила, что закрывала комнату, но сейчас между распахнутыми створками стояла, уперев руки в бока, мертвая бабушка.
– Яблочко от яблоньки недалеко катится, – произнесла старушка. – Посмотри, что сделало твое воспитание. – Бабушка показала на соседнюю комнату.
Света прошла мимо нее и увидела в обвалочном цеху четверых парней. Они склонились над обнаженной девушкой. Никакого движения, никаких звуков, будто Света просматривала 3D-картинки. Но как только она сделала еще один шаг по направлению к молодым людям, картинка ожила. Один из парней ударил девушку по лицу. Голова ее с глухим звуком ударилась о бетонный пол.
– Подонки, прекратите! – крикнула Света и забежала в цех.
– Парни, хотите еще одну?
Света остановилась, голос принадлежал ее дочери.
– А то вам одной на четверых маловато… Гы-гы-гы-ы-ы.
На разделочном столе, скрестив ноги, сидела Надя, голова безвольно свисала вперед, грязные волосы скрывали руки.
– Гы-ы-ы, трахните мою мамашу!
Только теперь Света поняла, что обнаженная девушка – не ее дочь.
Макс снова думал о друзьях. Он боялся осуждения с их стороны. Боялся больше, чем этого фильма. Он вспомнил загнутые пальцы Котова. Да, все так и было. Он их предавал на протяжении всего того времени, что они дружили с ним. И все потому, что Макс трус. И самое дерьмовое, что он действительно чувствовал себя трусом, ничтожеством и предателем.
«Не все так плохо, Максик, –
Он всегда был таким, еще когда учился в институте. Обычно в день получения стипендии местные молодежные банды приходили поживиться к институту. Вылавливали таких Максимов и опустошали их карманы. Лешку, Сашку и Ивана не трогали, потому что многие из любителей легкой наживы испытали на себе технику ведения боя троих друзей. Кто мог знать, что Макс их друг? Алексей и Иван вначале попытались разъяснить лихим парням, что Макс платить не будет, но ребята попались не очень сообразительные. Вот Лешка, Ваня и Саша и растолковали им на понятном языке. Объяснили. А Максик, как всегда, забился в пятый угол.
Человек с детства подражает окружающим. По сути, все люди одинаковы, только как хамелеоны пытаются приспособиться к окружающему миру. Вот и Максу приходилось приспосабливаться. Сначала к миру вообще, а потом, когда Иван заступился за него и пригласил к ним в компанию, и к ним.
Максим знал: Иван и Лешка считают его полным ничтожеством. Да, черт возьми, он не похож ни на одного из друзей и тем не менее вот уже шестнадцать лет с ними. Но стоило только им попасть в беду, как Максим-хамелеон-Слинько включил заднюю.
Если начистоту, Макс и сам не мог понять, что это – обычное проявление трусости или эгоизм? Мол, моя хата с краю… В любом случае, как бы он ни корил себя, друзьям так не скажет. Что бы там ни было, он останется в живых!
«Ну и хрен с ними! С дисками и друзьями! Я им ничего не должен. Ничего! А вот они мне…»
Надя подняла голову. Слюна лилась по подбородку, по шее, образовывая пятно на розовой футболке. Теперь Света видела ее руки. Красные опухшие кулаки сжимали шприц. Кисти рук дочери напоминали клешни гигантского омара.
– Трахните мою гребаную мамашу! – крикнула Надя и снова уронила голову на грудь.
Света слишком поздно поняла, что эта 3D-реальность слишком угрожающая. Парни оставили в покое обнаженную девушку и, снимая на ходу одежду, пошли на Морозову-старшую.
– Не подходите, я закричу, – прошептала Света и начала пятиться назад.
– Гы-ы-ы…
Она знала, что еще пара шагов – и впереди коридор, а там и до спасительного выхода рукой подать. Можно было закричать, развернуться и побежать, но она боялась разозлить парней. Оставалась еще надежда договориться с ними.
– Ребята, послушайте…
Она не заметила, кто это сделал, но это было очень больно и неожиданно. Света упала, ударившись головой о стол. Ей даже показалось, что она на какое-то время отключилась. А когда начала подниматься, окружающий ее интерьер изменился. Она узнает его, но немного позже. Вспомнит эту комнату, которую видела на фотографиях у следователя на столе, где «была изнасилована и доведена до самоубийства Севрюкова Алена». Света встала на колени и вдруг поняла, что она без одежды. Четыре обнаженных парня подошли вплотную.