Морок пробуждается
Шрифт:
– А кто его спрашивает?
Чертова кукла! Официальный тон этого раскрашенного манекена раздражал Эдика, но он как можно вежливее ответил:
– Эдуард Жиров.
Он услышал шорох бумаг, потрескивание. Потом манекен с накрашенными губами произнес:
– Эдуард Филиппович? Вы знаете, а Ильи Сергеевича сегодня не будет.
– Передайте ему, что я звонил.
На другом конце раздался щелчок, и гудки перебили Жирова на полуслове.
«Она даже не дослушала меня! Сука! Надо ехать к этому доктору Алкоголю».
Эдик встал и, пошатываясь,
Наконец этот нелегкий путь удалось преодолеть. Включил свет. Тусклая лампочка осветила бежевые стены, пожелтевшую ванну с отколотой эмалью. Зеркало напомнило о вчерашнем приступе. Из центра овала, будто паутина, к краям расходились трещины. Это он сам с собой повздорил. Несмотря на повреждения, зеркало все-таки показало Эдику, что дела его ни к черту. А точнее, на лице отражалось его внутреннее состояние.
Он брызнул себе в лицо холодной водой. Поморщился.
«Надо бы побриться, а руки трясутся. Так и до самоубийства недалеко. Чик по горлышку – и нет Эдика».
Трясущейся рукой Жиров достал с полки пластиковый стаканчик с бритвенными принадлежностями и попытался выудить станок. Не получилось. Перевернул стакан. Сморщенный тюбик крема для бритья, облезший помазок и станок выпали в раковину. Он еще раз зачем-то тряхнул стаканчик, и оттуда выпала тонкая пластинка. Эдик задумался. Словно под гипнозом доктора-мать-его-Соколова, он смотрел на блестящую поверхность лезвия. Затем придавил стальную пластинку к керамической поверхности раковины и со слабым скрежетом потянул вверх. Поддел большим пальцем и поднял к лицу. Если бы он сейчас что-нибудь замечал, кроме бликов на стальной поверхности, то наверняка увидел бы – руки больше не тряслись.
Эдик перевел взгляд на левое запястье и увидел сплетение синих вен. Ему показалось, что одна из вен сильно пульсирует, будто кто-то внутри бьется в истерике, пытаясь выбраться наружу. Эдику вдруг захотелось помочь существу, находящемуся внутри его кровеносной системы. Полоснуть – и все. Всем сразу станет хорошо. Он представил, как кровь мощным потоком освобождает его. Освобождает всех. С каждым ударом сердца.
«Нет!»
Эдик встрепенулся. Рука с лезвием, поднесенная к левому запястью, снова затряслась. Он отбросил пластинку и уперся руками в края раковины.
«Нет, не сейчас! Сначала надо поговорить с Ильей. Может, все еще наладится и ребята выживут. А потом уже можно подумать об освобождении места под солнцем для более достойного обладателя разума».
Бриться он не стал в целях безопасности. Умылся, намочил волосы и тщательно расчесал их. Прошел в кухню. Достал из холодильника бутылку водки, откупорил и сделал два глотка из горлышка. Отрыгнул. Хороший знак, желудок работает. А вот поесть-то и нечего. Эдик посмотрел в сковородку с остатками жареной картошки. По застывшему жиру пробежал таракан и скрылся под хлебницей. Он поежился от отвращения, сделал еще один глоток и поставил бутылку рядом со сковородой.
Затем
Эдик влез в джинсы, надел черную водолазку, разыскал носки, но только от разных пар. Вышел в прихожую, обулся в старенькие стоптанные кроссовки и накинул зеленую ветровку с капюшоном. Словно вспомнив что-то, похлопал себя по карманам – кошелек на месте. Подошел к двери, подумал и вернулся в кухню. Сделал еще глоток из бутылки и быстро вышел из квартиры.
Настроение улучшилось, но, чем ближе он подходил к клинике «alcoholu.net», тем сильнее пульсировала вена на левом запястье. И Эдик уже даже слышал тоненький голосок существа, бьющегося в ней:
– Выпусти меня, выпусти! И всем будет хорошо! Просто сделай надрез!
Эдик схватил левое запястье правой рукой. Голос затих. Но только на время.
Эдуард вошел в кабинет и без приглашения плюхнулся в одно из кресел перед столом.
– Что, так все хреново? – спросил Илья, выказав все свое неуважение к вошедшему.
– А ты как думаешь, Айболит? – ухмыльнулся Эдик и отрыгнул.
– А никак, – ответил доктор. Просто, без эмоций.
– Никак? Никак?! – закричал Эдик, брызжа слюной. Он был пьян. Это Илья понял сразу, как только пациент вошел в кабинет.
– Не надо так нервничать, Эдуард Филиппович. И кричать тоже не надо. Объясните, в чем дело. – Пауза. – Прошу вас.
Эдик сидел сгорбившись и затравленно смотрел на Илью Сергеевича. Со дня их последней встречи он постарел лет на десять.
– Они тоже умрут, да? – Глаза Эдика наполнились слезами.
– Думаю – да. Но это уже не важно. Процесс пошел. Механизм запущен. Эксперимент практически закончен, – улыбнулся Илья.
– Какой эксперимент? – спросил Эдик, по-детски шмыгнув носом.
– Вон, видишь? – Соколов показал на стеллаж с медицинскими энциклопедиями.
На одной полке вместо книг стояли такие же черные коробки, как та, что гуляла по рукам. Эдик теперь даже и не мог с уверенностью сказать, у кого она. У Ивана? У Алексея? А может, у Максима?
– Здесь порядка семидесяти копий. Для начала неплохо, да? – Илья развалился в кресле.
– Какой эксперимент? – повторил Эдуард.
– Эти молодцы были подопытными кроликами в великом, на мой взгляд, эксперименте.
– Ты знал? Ты знал, что они все вот так… – у Эдика язык не поворачивался сказать, что парни повесились, – …умрут?!
– Их смерти – во благо, – произнес Соколов и улыбнулся еще шире.
Эдик опустил голову и зарыдал.
Илья посмотрел на наручные часы. Надо выпроваживать эту царевну Несмеяну.
– Если у вас ко мне все, – перешел на официальный тон Илья Сергеевич, – то я бы хотел распрощаться с вами. Желательно навсегда. – Он встал из-за стола и подошел к Эдику.