Морок
Шрифт:
— Чё, Трость, один? Чё, земляков не тащишь? — Спросил Мишин.
— Опять облом! — Ответил Трость. — Ни одного пацана с Тюмени. На других этажах, что ли пошукать? Или ну её, на хрен?
— Как вообще, салажня? Дышит темой?
— Какой там темой! — Махнул Костя прикуривая. — Это, Вован, вообще не доброхоты.
— Не понял?
— Ну, не добровольцы. Повыдёргивали с левых частей, не спрося фамилий. Хотят, не хотят — вперед! За Родину-мать! Тут есть такие, что с карантина. Без учебок, хуебок. День там или два, тусанулись и прямиком сюда! Им даже не сказали, куда везут.
— Как день, два? — Вытаращился Мишин. — Карантин — это неделя,
— А чё, присяга-то? — Костик был невозмутим. — Убить и без неё могут.
— Ни хрена себе расклад! — Присвистнул сержант. — То-то сразу показалось, мамкиным молочком от них попахивает. И чё, Костян, в натуре, нисколько не дроченные?
— Порожняк. Глухой. Отвечаю! — Веско ответил Трость. — Автомат на картинке видели…
— Ёб вашу дивизию! — Понесло сержанта. — Я их нюх топтал! Они, чё там думают, а?!
Похоже, для видавшего виды ветерана, это новость была беспредельно циничной по своему значению. Удивляться на войне его давно отучили. А вот, пришлось…
Чего там думают наверху, никто не знал. Однако, всем и офицерам и сержантам, стал очевиден перелом в войне. И отнюдь не в их пользу. Это просто стало понятно, так же как понятно, что день сменит вечер, а вечер — ночь. Но никто этого не сказал вслух. Напротив, разделено поэтажно, личный состав прорабатывался офицерами и сержантами в привычной жесткой манере. На первом этаже, старлей Кволок, на втором капитан Звирчев, на третьем — прибывший с пополнением, капитан Скорбев. Инструкции, разбавленные грубым просторечьем, касались в основном, не опаленных войной новобранцев и сводились к одному: без приказа — никуда, ни влево, ни вправо; смотреть, стрелять, дышать, думать по приказу, либо с разрешения; ну и так далее… Ничего нового. Как и в прошлый раз, раздробили отделения повзводно, и спустя немного, свой взвод строил Мишин.
Ещё недавно, сержант Мишин инструктировал их, Вадима и Вальку. Поднимал, так сказать, их бойцовский дух перед первой сечей. Тогда язык его был прост и сух. Мат-перемат. Дескать, не дай бог… Только попробуйте… Я вас таких-сяких… Смысл был не в агрессии. Смысл, как понял сейчас Вадим, был в следующем. Заставить молодых бояться командира. Слепо повиноваться, глядеть ему в рот, слушать и слышать приказы.
Только страз перед расправой сержанта, может перебить страх перед пулей и взрывом гранаты. А это много значит в бою. Сейчас Мишин не просто матерился. Инструктаж, что был для Зорина и Бравина, казался просто детским новогодним стишком, в сравнении с тем, что происходило сейчас. Такого Мишина Вадим ещё не видел. Это был настоящий «дед». Лютый. С молодыми знакомился, с каждым. Почти индивидуально. Нецензурная речь сопровождалась ударами в грудину и чуть ниже. Многие отжимались. Другие корректировали форму одежды, подтягивали ремни, поправляли головной убор. Сержанта несло. Процедура не касалась «старых» и не касалась тех, кто «застарел» двумя боями. «А нас, он так не прессовал. Почему? — думал Вадим, оценивая мишинский инструктаж. — Только потому, что учебкой дроченные?»
Вадим понимал, что не только поэтому… Их учили — это правда, и неплохо учили. Но главное, они пришли сюда сами. А этих на войну кинули. Как пушечное мясо. А ещё, они боятся. И Мишин делает всё, чтоб больше боялись его, а не чеченцев. Только тогда он сможет вести их в бой, только тогда он сможет управлять ими. Всё это, ой, как оправдано. «Прав был Валька. Всех на войну метут. Твари!» — Мысленно выругался Зорин.
Наконец,
Мишина окрикнул Звирчев. Сейчас, разговаривая на равных, они избегали субординации. Это был диалог двух обстрелянных солдат, прошедших немало огневых рубежей. Однако, характер разговора был обусловлен тревогой, и голос капитана был несколько растерян.
— Уже сколько времени прошло, а связи с ними нет. — Сказал он. — У меня нехорошее предчувствие.
— Всё может быть. — Согласился Мишин. — Но не надо сразу о плохом. Возможно, рация накрылась, оттого и не выходят. Проверить бы надо! А, Сергеич?!
— Надо бы… — Понуро протянул Звирчев.
Он помолчал, стряхивая пепел сигареты под ноги, потом как-то живо встрепенулся:
— Вот что, Володя! Не затягивай с ужином. Отбивай свой взвод на покой. После чего… Возьмёшь Грачевского. Он в этих местах все извилины знает. Из группы самых надёжных ребят… Давай, брат, проверь! Много пацанов не бери! Двенадцать, хватит. Если что, в бой не вступать! Немедленно отходить! Понял?!
— Понял, Сергеич, не беспокойся! Провентилируем этот сектор. В лучшем виде.
Они помолчали, каждый в своей сигарете.
— А что там вообще… Как дальше? Указания есть? Наступаем или как? — Спросил вдруг сержант.
— Или как. — Усмехнулся капитан. — С кем наступать?
— Действительно.
— «Чехи» счас усилены. Их много и они злые. — Произнёс Звирчев. — А у нас полная обойма необученных юнцов. Продержать бы эти точки!
— Почему у нас так, Сергеич?! Всё через жопу…
— Потому что других мест не знаем, Володя! — Звирчев хмыкнул. — Посмотрел я недавно, как ты молодых в бой готовишь.
— Может не прав? Ты скажи! — Сержант сплюнул. — Может, надо было пряниками накормить и под сон колыбельную спеть?
— Да нет, всё правильно. — Звирчев бегло взглянул на Мишина.
В полусумрачном здании, от бликов костров, лицо капитана не казалось ассиметричным, как при свете дня.
— Прав, конечно. Только, смотри, не переусердствуй! А то получишь в бою пулю, не спереди, а сзади.
— Не тот случай, Сергеич, не тот.
— Ладно, давай готовь группу! Как соберёшься, доложишь!
* * * * * * * * * * * * * *
Они шли разрозненной группой, разбившись на боевые тройки. Каждая такая тройка, в положение наизготовку, принимала расчётный отрезок пути. В отрезок входили все внешние и внутренние сектора: коридоры, помещения, лестницы.
Административный центр, где когда-то восседала администрация города, был одним из стратегических рубежей, взятой под контроль второй половины дивизии. Последняя связь была с ними незадолго до нападения боевиков. Потом оборвалась. Каковы причины невыхода на связь, это собиралась прояснить разведгруппа, собранная Мишиным, и ведомая Грачевским. Ведомая в огиб и в обход, хитро и путано. Ухищрения оказались лишними. Их никто не встретил. Ни друг, ни враг. Постов и нарядов не оказалось. Здание открылось, сиротливо брошенное людьми и пять минут наблюдения ничего не дали. Снаружи движения не проскальзывало. А вот, что внутри! Не исключены сюрпризы. Если не засада, то растяжки. Это уж обязательно. Что же, ребята? Погибли все? Плен? Почему чичи не держат точку? Об этом предстояло узнать.