Морок
Шрифт:
Лежала книжка на месте, целехонькая и невредимая. Фрося осторожно вытащила ее, развернула клеенку, погладила лохматый обрез и подала Петру единственную в ячейке неказенную вещь.
– Петь, а ты в конце почитай, где про смерть их. Она вышивает, а он зовет ее.
– В конце так в конце, как пожелаете.
– Петро полистал страницы, нашел нужное место и откашлялся.
– Слушай. Значит, так. Вот отсюда начнем. "Когда приспело время благочестивого преставления их, умолили они Бога, чтобы в одно время умереть им. И завещали, чтобы их обоих положили в одну гробницу, и велели сделать из одного камня два гроба, имеющих меж собой тонкую перегородку. В одно время приняли монашество и облачились в иноческие одежды.
_______________
* "Повесть о Петре и Февронии Муромских Ермолая-Еразма".
– В двадцать пятый день месяца июня, - повторила Фрося.
– Петь, а, Петь, ты вперед меня не умирай, я без тебя жить не умею.
– Не то запела, Ефросинья! Слышишь?! Не то!
– Молчу, молчу, Петь.
За дверью резко и так громко, что впору поднимать мертвых, зазвонил звонок. Он извещал, что привезли обед. Фрося замотала книжку в клеенку и сунула ее на прежнее место, под половицу.
Обед лишенцам привозили в большой тачке, в двух объемистых котлах. В одном - каша, в другом - похлебка. Здесь же, на простыне с чернильным штампом лагеря, лежал хлеб, нарезанный большими кусками. Тачку подкатывали к дверям ячеек, лишенцы протягивали чашки и тарелки, хмурый санитар наливал похлебку, накладывал кашу и катил тачку дальше, вполголоса матерясь, неизвестно на кого.
Колеса у тачки были не смазаны и взвизгивали.
После обеда Петро и Фрося спали, пока их не разбудил телевизор. Включали его в девятнадцать тридцать, и вещал он три с половиной часа.
Возникла на экране под быструю музыку металлическая игла ресторана "Свобода", тут же уменьшилась, отлетела в левый угол экрана и замерла там - эмблемой. Диктор, бодренький мальчик со сладкой улыбкой, перебирая на столе листки, рассказывал о новостях и каждую информацию начинал словами: "В нашем свободном, демократическом городе..."
– Ой, беда-то...
– вздохнула Фрося и, сострадая заранее, погладила Петра по плечу. А тот уже вздрагивал губами, густо краснел, и глаза у него наливались слезами. Соскочил с кровати, упал на колени перед унитазом и обхватил его руками.
– В нашем свободном, демократическом городе...
Нутряной толчок передернул Петра, и он судорожно икнул.
– В нашем свободном...
Еще толчок, и Петр начал блевать. Его выворачивало наизнанку.
– В нашем...
Отплевывался липкой, тягучей слюной и, не успевая перевести дыхания, снова выгибал колесом спину, едва не ныряя в унитаз головой.
– ...демократическом...
И одновременно - обессиленное, беспомощное иканье. Желудок был уже пуст, а спазмы все еще душили и вздергивали Петра, он уже только по-рыбьи разевал рот да смаргивал крупные слезы.
Фрося стояла с кружкой воды наготове и страдала, пожалуй,
Еле-еле справился он с нутряной икотой, глотнул воды, перевел дух и вытер глаза. Долго полоскал рот, потом спустил в унитазе воду и рухнул пластом на кровать. Сунул голову под подушку.
– Чтоб у тебя шары лопнули!
– крикнула Фрося диктору.
– Чтоб они у тебя повылазили!
Не удержалась и плюнула прямо в бодренькое личико. Диктор нисколько не смутился, хотя плевок и сползал со лба на подбородок, сладенько улыбнулся им:
– В нашем свободном, демократическом городе...
– Завтра, завтра же удерем! Одежду достанем и удерем!
– глухо, неразборчиво бормотал из-под подушки Петро.
Программа, которую показывали лишенцам, составлялась для них специально, и смотреть ее требовалось обязательно, потому что, согласно положению, никто не может лишиться духовного, информационного и эстетического развития. Санитары три с половиной часа дежурили в коридоре и выходить из ячеек никому не позволяли.
Новости кончились. Начался сексуальный час.
– Дорогие граждане лишенцы!
– нараспев, с интимной доверительностью, зазвучал за экраном женский голос.
– Мы рады снова приветствовать вас и от всей души желаем вам полного и глубокого удовлетворения ваших потребностей. Начнем мы, как и всегда, с разминки. Помните, что главное настроиться на телесное удовольствие. Забудьте обо всем, приготовьтесь и смотрите на экран.
На экране - огромная кровать, на которую можно было загнать грузовик. На краешке невинными голубками сидели парень и совсем молоденькая девчушка. Их яркие цветные одежды резали глаза блескучими переливами. Сначала парень и девчушка лишь искоса поглядывали друг на друга, затем протянули руки, сцепили пальцы.
– Сегодня, - пояснил женский голос, - сближение партнеров происходит в замедленном ритме, как бы в полусне, со сдерживаемой страстью.
Парень и девушка, закатив глаза, неторопливо раздевались. Он раздевал ее, она - его. Яркие одежды неслышно шлепались на пол, сразу теряли блескучие краски, становились серыми тряпками. Наконец-то партнеры остались голыми и легли в кровать.
Петро не вынимал головы из-под подушки, а Фрося, повернувшись к экрану спиной, быстро шептала, как заклинание, давно заученные слова, навсегда осевшие в памяти: "Радуйся, Петр, ибо дана тебе была от Бога сила убить летающего свирепого змея! Радуйся, Феврония, ибо в женской твоей голове мудрость святых мужей заключалась! Радуйся, Петр, ибо, струпья и язвы нося на теле своем, мужественно все мучения претерпел! Радуйся, Феврония, ибо, уже в девичестве владела данным тебе от Бога даром исцелять недуги!"
– Партнер-женщина расставляет колени на ширину таза, слегка прогибает спину и упирается на согнутые в локтях руки. Посмотрите. Вот так. Партнер-мужчина тоже встает на колени и подвигается вплотную. Но половой акт не следует начинать сразу, ведь руки у партнера-мужчины свободны, и он должен сначала ими поработать. Особенно эффектны такие вот продольные движения...
Фрося зажала уши и громче, срываясь на крик, стараясь пересилить голос за кадром, продолжала: "Радуйся, прославленный Петр, ибо, ради заповеди Божией не оставлять супруги своей добровольно отрекся от власти. Радуйся, дивная Феврония, ибо по твоему благословению за одну ночь маленькие деревца выросли большими и покрытыми ветвями и листьями! Радуйтесь, честные предводители, ибо в княжении своем со смирением, в молитвах, творя милостыню, не возносясь прожили; за это и Христос осенил вас своей благодатью, так что и после смерти тела ваши неразлучно в одной гробнице лежат, а духом предстоите вы перед владыкой Христом!"