Морок
Шрифт:
Улучив момент, Виктор украдкой бросил взгляд вверх. Молодец Бетт! Не зря он старался. Пользуясь тем, что дочь отвлеклась, Бетт потихоньку отошла и исчезла из поля зрения.
Теперь — самое трудное.
Носовой платок, перестав плясать, утомленно прилег на коленку Виктора.
— Человечек устал, — объявил тот. — Посмотри, какой растрепанный!
Пальцы легко выскользнули из своих гнезд в уголках платка, платок медленно расправлялся, приобретая обычную форму, но оставаясь безнадежно смятым.
— И Элли устала… — добавил
— Я уложу его спать, — добросердечно предложил ребенок, протягивая ручонку к платку.
— Хорошо, возьми его с собой, — ответил Виктор, подавая девочке жеваный лоскут батиста.
— Нам пора, Элли, — встряла няня. — Пойдем домой. Ты ляжешь в кроватку и положишь рядом с собой это… эту тряпочку.
Элли продолжала смотреть Виктору в лицо серьезными, красными от слез глазами. Ее горячий кулачок с зажатым носовым платком лежал в его ладони. Ему хотелось взять девчушку на руки и прижать к себе. Укрыть от недетских невзгод, выпавших на ее долю. Он протянул руку, робко погладил льняную макушку.
— Я хочу, чтобы мама поехала со мной, — сказала Элли спокойно. — И ты.
Вторая часть предложения Виктору польстила, но разбираться следовало с первой.
— Детка, послушай меня! Ты сейчас придешь домой, поешь, поиграешь и ляжешь спать. Перед сном подумай о маме — и она тебе обязательно приснится. А потом настанет новый день, и ты опять встретишься с мамой. Очень скоро.
Уговаривая Элли, Виктор беззастенчиво пользовался тем, что маленький ребенок не умеет считать дни.
— Мама больше с нами не живет. Она меня не любит? — спросила девочка.
Ничего себе! «Больше с нами не живет». Формулировка явно принадлежала взрослому человеку. Скорее всего, придурку отцу.
— Нет, детка. Мама очень-очень любит тебя. Она хочет быть рядом с тобой все время. Но это невозможно. Мама думает о тебе всегда. Она рядом, даже когда ты не видишь и не слышишь ее.
— Почему мама не может поехать со мной? — упрямо переспросила Элли.
Виктор вздохнул.
— Потому что ее заколдовала… заколдовала глупая колдунья.
Вот…
Задним числом он понял, что следовало просто сказать: «Мама работает» — волшебная формула, понятная всем детям с младенчества. Подвело его смешное для взрослого человека неумение врать.
— Злая колдунья? — уточнила Элли.
— Нет, просто глупая. Она не понимает, что мама и дочка почаще хотят быть вместе.
— Виктор! — Элли впервые, позабыв робость, обратилась к нему по имени. — Ты победишь глупую колдунью? Скажи ей: пусть мама живет дома!
— Я поговорю с глупой колдуньей, Элли. — Виктор вновь глубоко вздохнул. — Я попробую уговорить ее расколдовать маму. А теперь дай няне ручку. Тебе пора домой!
Девочка послушно взяла протянутую руку чужой женщины и сделала шаг в сторону.
Свободной ладошкой Элли без улыбки помахала Виктору.
— Пока!
Он, ободряюще улыбнувшись, помахал в ответ:
— Пока!
Бетт
Подойдя к Виктору, она, не дожидаясь приглашения, тяжело оперлась о его руку, посмотрела в лицо. Ее веки были слегка припухшими, глаза красными, но сухими.
— Спасибо, Виктор. Я слышала. Спасибо, ты очень помог мне.
Она отвела взгляд и отпустила его руку.
Виктор попробовал обнять ее за плечи, но Бетт напряглась и слегка повела плечами, показывая, что хочет отстраниться.
— Не надо меня утешать. Все в порядке. — Он послушно убрал руку. — Извини нас за этот концерт. Я не хотела впутывать тебя и портить тебе настроение. Просто… Она сегодня что-то… Хуже, чем обычно… Она давно уже так не орала.
— Перестань, Бетт, — сказал он так же тихо, небрежно, с легким вздохом. — Не за что извиняться. Жизнь есть жизнь.
Бетт примирительно взяла его под локоть.
— Давай еще немного пройдемся. Вон, до пруда.
По аллее шли молча, думая каждый о своем. Виктор накрыл ее кисть, лежавшую на сгибе его локтя, ладонью свободной руки.
Странное дело. Женщина находилась так близко, их тела, аккуратно упакованные в несколько слоев одежды, соприкасались. Бетт теперь — после взвинченной напряженности, владевшей ею еще несколько минут назад, — была мягка и податлива. Л Виктор не испытывал по отношению к ней никаких эротических чувств. Не просыпалось сейчас в нем желание целовать Бетти, тискать в объятиях. Только сострадание. Страшный — как будто убивают! — детский визг все еще стоял в ушах.
Виктор не любил врать людям, которые ему доверяют, в том, что казалось ему по-настоящему важным, и почти никогда этого не делал. Маленькая девочка, дочка Бетт, не стала исключением. Обещая ребенку, что постарается переубедить «глупую колдунью», Виктор в общих чертах представлял свою задачу.
Отделившись от него, Бетт оперлась о парапет мостика, перекинутого над самой узкой частью пруда. Она смотрела на воду, а Виктор, погруженный в размышления, не торопился присоединиться к ней.
Под «глупой колдуньей» он имел в виду слепую Фемиду, суд, слушающий дело о разводе и принимающий такое непростое решение. В случае с детьми Бетт суд ошибся. Почему бы не попробовать это доказать?!
С протяжным жужжанием раздвинулась «молния» сумки Бетт. Недолго покопавшись внутри, та извлекла наружу серебряную пластину — блистер от ментоловых драже. Повертела в пальцах — все ячейки были пусты.
— Черт! — Бетт бросила ненужную упаковку обратно в сумку и вытащила оттуда пачку сигарет.
— Бетти! — позвал Виктор. — На, возьми.
Он достал из кармана упаковку драже с ментолом, которую по совету врача носил с собой после выхода из клиники, и протянул Бетт. Та удивленно вскинула брови, как будто он вынул из кармана прокладку с крылышками, но, промолчав, взяла лекарство.