Моров. Том 5
Шрифт:
— Эх, я как заново родился! — с довольным видом выбравшись из ванной в белом халате с вышивкой символики отеля, произнес мой двоюродный дядя. — Зря ты отказываешься, девочкам ты понравился.
Я хмыкнул в ответ, не отрываясь от ноутбука.
Упомянутые девочки в числе трех штук все еще не выходили из спальни. Чародей с семью узлами может быть очень вынослив, и даже профессионалок способен заездить так, чтобы они ходили с трудом. Чем Василий Владимирович и занимался последние пять часов.
— Теперь-то это уже не девочки, а уставшее мясо, — признал Окунев, опускаясь в кресло,
Вместо ответа я взял телефон со стола и бросил двоюродному дяде. Тот поймал аппарат и, сняв блокировку, быстро оценил возникшую на экране картинку. Хмыкнув, Василий Владимирович вдавил кнопку, отключая телефон.
— Признаться, никогда не думал, что Моровы станут учителями, — произнес он. — Хотя должен заметить, ты на эту роль подходишь прекрасно.
— Спасибо, — кивнул я. — Времени до начала учебы осталось не так много, так что, извини, дорогой дядя, но с девочками тебе придется справляться одному. Впрочем, я уверен, что у тебя все получится.
Окунев усмехнулся и, отпустив свой бокал, заставил его вращаться в воздухе на одном месте.
— Ты еще пока что очень молод, — заговорил он после небольшой паузы. — У тебя впереди еще куча первых разов. Первая свадьба, первый ребенок. Я уже стар для всей этой семейной жизни, дети уже выросли. Как думаешь, сколько моих коллег дожило до этого времени? Меньше десяти процентов. Так что я не строю иллюзий — жизнь такова и никак иначе. Меня могут убить в любой момент. Будет глупо потратить время на переживания, когда можно провести его с удовольствием.
Я взглянул на Василия Владимировича.
Окунев не производил впечатления надломленного человека. Его показная, даже излишне агрессивная страсть к гедонизму во всех его проявлениях была мне прекрасно знакома — я тоже люблю и вкусную еду, и комфорт. А адреналиновая зависимость, которую он так долго держал под контролем, казалась мне обыденностью.
Знавал я многих воинов, которые отслужили свое, но все равно грезили о новой войне. Что говорить, первые годы я и сам был такой, это уже позднее мне открылась магия, и я переключился на нее со всей страстью.
Но после слов Василия Владимировича я взглянул на него иначе.
— Если желаешь, можешь мне рассказать, что у тебя случилось, — предложил я.
Окунев хмыкнул и вновь взялся за бокал.
— Случилась война, мой дорогой племянник, — произнес он. — А на ней случается всякое. Сегодня ты желаешь доброго утра своим друзьям и близким, а вечером сжигаешь их обезображенные врагом трупы. Смерть ходит за тобой по пятам, и ты привыкаешь к ее соседству. Чувствуешь ее дыхание, которого в мирной жизни начинает не хватать. Можно вытащить солдата из войны, но нельзя вытащить войну из солдата. Мирная жизнь ломает не хуже вражеских заклинаний и артиллерии. Так что моя история банальна и ничем примечательным не отличается от историй тысяч таких же покореженных войной людей, мой дорогой племянник.
Он залпом осушил бокал, после чего кивнул в сторону спальни. Подслушать
— И на самом деле теперь, когда я увидел тебя в деле, — Окунев чуть дернул щекой, — я крепко задумался. Знаешь, я встречал немало чародеев, которые были настоящими псами войны. Вырезали солдат, мирных граждан и спокойно спали после этого по ночам. Учитывая твою историю, я увидел в тебе такого же человека.
— Но это не так? — приподнял бровь я.
Он покачал головой и плеснул себе еще.
— Не так, — подтвердил Василий Владимирович. — Ты делаешь это лишь потому, что это необходимо. У тебя нет никакого упоения боем, нет волнения. Тебя куда больше интересует преподавательская карьера, чем месть кровавому культу. И это заставляет меня думать…
— О чем же?
— О том, что, пожалуй, ты единственный родственник, с которым я действительно рад познакомиться, — усмехнулся Окунев, прежде чем одним глотком выпить коньяк. — Ты еще встретишься с нашей родней, так что советую не ждать от них ничего хорошего. Из всех нас только ты способен дать этому миру что-то действительно полезное. Понимаешь? Все наше наследие — это насилие и смерть. И только ты можешь переломить эту ситуацию. А я послушался нашего государя и потащил тебя на войну, вместо того чтобы прикрыть.
Я улыбнулся.
— Ну, время у нас еще есть. Работу я все равно свою продолжаю, — произнес я. — А что касается кровавого культа, то его уничтожение — тоже полезное дело. Которое, к сожалению, мало кому по плечу. Я обладаю знаниями и силой. Так кто, если не я?
Он грустно улыбнулся.
— Именно так я и думал, отправляясь на фронт, мой дорогой племянник, — произнес Окунев. — Кто, если не я?
Кремль, рабочий кабинет государя.
Дверь открылась, впуская мужчину в летах. Поклонившись императору, он поправил круглые очки на носу и прошел к указанному креслу. Папка в его руках перекочевала на столешницу государя.
— Ну, чем порадуете сегодня, Николай Ростиславович? — спросил Виктор Константинович, притягивая к себе документы.
— Как вы и велели, ваше императорское величество, мы завершили исследование обелисков исцеления Морова, — произнес докладчик. — Результаты фантастические. Даже при самом низком качестве обелисков пациент может возвращаться к жизни до тех пор, пока не иссякнет заряд в артефакте. Единственное, с чем он справиться не может — моментальная смерть.
Государь приподнял бровь.
— Мы использовали все доступное вооружение, ваше императорское величество, — пояснил Николай Ростиславович. — Ампутация, яды — как в виде жидкостей, так и газы. Вредоносные излучения всех типов, включая имитацию применения ядерного оружия. Про такие мелочи, как огнестрельные ранения и ножевые, и не упоминаю. Таким образом, было установлено, что пока мозг человека функционирует, обелиск восстанавливает организм до эталонного состояния.
Виктор Константинович погладил подбородок.