Мороженое в вафельных стаканчиках
Шрифт:
— Эй, мужик, — крикнул кто-то из них, — закурить у тебя не найдется?
— Не имею дурной привычки, — самым приветливым голосом ответил папа, — видите ли, джентльмены, я берегу свое здоровье, мне хочется дожить до того времени, когда по моему дому будут бегать внуки.
— Дак чего, нету, что ли? — не поняли джентльмены.
— И никогда не было.
— Не дашь, что ли? — до них опять не дошло. Редкостные тупицы.
— Нет, — ответил папа, и мы пошли дальше. Он как-то ускорил шаги и велел нам идти домой вперед. Уже когда мы подбегали к дому, видели, что по воздуху летают бутылки и камни. Их кидали мужики
Трудно складывающиеся отношения
Так всегда говорила наша соседка Любовь Николаевна. Это она про нас. Про нас и наших соседей. Илюха гонял босой по двору, папа уходил в неизвестные дали, Нина все время молчала, Людмилка всюду лепила пластилиновую посуду, я мешалась под ногами, Витькой интересовались какие-то инспекторы. Плюс к тому мы то и дело приводили к себе собак и кошек. Наш маленький домик с чердаком и гаражом стоял во дворе многоэтажки. И новое зверье интересовало всех. Точнее, всем хотелось, чтобы животных не было. Чтобы они не лаяли и не мяукали. Но как им не лаять? Смешные люди иногда встречаются.
У нас таких смешных был целый двор. То им босыми не ходи, то расти побыстрее, чего остановилась!
Сами-то хороши! На втором этаже соседской восьмиэтажки жил дед Поняешь. Не знаю, как его звали на самом деле. Он все время говорил слово «поняешь». С вопросительной интонацией. Переводилось так: «Понимаешь?» Деду хотелось, чтобы его все понимали. Но это было сложно.
Как-то раз он принес нашей маме карнавальную маску и сказал:
— Вот, Вера, поняешь, захотел тебе подарок подарить.
Через десять минут он ушел довольный. Мама разрешила ему посадить у нас под окнами морковку, да еще дала двадцать рублей. Он всегда выпрашивал у нее деньги. А она всегда отказывала. Но он говорил:
— Это за твоих детей, поняешь? Я же культурно.
И покупал бутылочку. А потом пел песни. Из-за этого на маму косо смотрели другие соседи. Как раз после того, как дед Поняешь посадил у нас морковку и хорошо отметил это, к нам пришла Любовь Николаевна с пятого этажа. Жаловалась на деда. Она работала аккомпаниатором у знаменитых певцов — детского образцового хора «Младёшенька». А у деда не было слуха. Зато голос такой, что она слышала на своем пятом этаже. Пока соседка жаловалась, из школы пришла Людмилка, которая пела в этом образцовом коллективе. И не любила его от души.
— Ну и что? — сказала она. — Слуха нет. У меня тоже нет. Но я же пою.
И она запела! Любовь Николаевна заткнула уши и выбежала из нашего дома. С тех пор Людмилка стала петь в хоре в голос. До этого просто раскрывала рот, и никто не догадывался, что ей на ухо наступил медведь. Каждый раз, когда моя сестра открывала рот на занятиях, Любовь Николаевна морщилась. Пыталась заткнуть уши, но руки были заняты — она играла на пианино. В конце концов Любовь Николаевна пришла к директору школы с ультиматумом.
— Или я — или она! — сказала аккомпаниатор. Директор выбрал ее, а Людмилке предложил
— Как трудно складываются отношения! — сокрушалась Любовь Николаевна. — Где справедливость?
Но все эти восклицания уходили в воздух.
Неизвестные дали
Наш папа все время что-то придумывал. То одно, то другое. То что-нибудь еще. Иногда хорошее, но чаще какое-то нелепое, странное. Например, никак не могу забыть, что он придумал отдать меня в художническую школу.
Но больше всего папа любил уходить в неизвестные дали.
Однажды он пошел выбрасывать мусор. Мама дала ему в руки ведро и вышла проводить к двери.
— Может быть, ты передумаешь? — сказал ей папа.
— Нет, — ответила мама, — это недолго.
— Но ты же знаешь, к чему это может привести, — папа поставил ведро на пол.
— Ничего плохого не случится, — мама снова отдала ведро папе, — иди с миром.
Сначала нам казалось, что ничего страшного не произошло. Папа вернулся к вечеру с пустым ведром и сразу лег спать. Утром он спросил у мамы, нет ли мусора, может быть, пора вынести? Мама выдала ему пачку старых газет. На этот раз папа вернулся быстро, минут через двадцать, грустный-грустный.
— Что случилось? — спросила его мама.
— Ничего, — ответил он, — а у нас есть энциклопедия?
Энциклопедия у нас, конечно, была. И не одна. Мама достала из шкафа медицинскую и детскую энциклопедии. Я принесла энциклопедию художественного творчества, Илюха — справочник по географии и словарь трудных слов. А Людмилки, Нины и Витьки тогда еще не было, а то они тоже чего-нибудь принесли бы.
Медицину папа отбросил почти сразу. В детской энциклопедии не нашел того, что искал. В мою художественную даже не заглядывал. Пролистал словарь трудных слов, проверил какую-то сочетаемость и взялся за географию. Листал до вечера, потом вызвал для разговора Илюху. Оказывается, хотел узнать, почему в справочнике ничего нет про неизвестные дали. Спрашивал, есть ли в доме еще что-нибудь по географии. Илья принес все карты, какие у него были, все тетрадки, энциклопедию по геополитике, учебник агрономии и справочник о строении земной коры, а также хронологическую таблицу развития Земли. О далях там ничего не было. Только о долинах.
Несколько дней наш папа думал, не вставая с кровати. Потом попросил у мамы ведро с мусором и пропал на три дня. Прямо в тапочках, трико и телогрейке. Вернулся он в ботинках и костюме. Мне больше всего понравился галстук — с зелеными бутылками. Папа не особенно распространялся, откуда это все. Сказал только, что из неизвестных далей. И улегся спать. Прямо в костюме. Брат нахмурился и сам полез в словари. Но ничего напоминающего неизвестные дали не нашел.
На следующий день папа снова ушел. На этот раз его не было два месяца. Вернулся он в своей старой телогрейке, трико и тапочках. Смотреть на него было жалко, и мы не смотрели около года. Все это время он извинялся перед мамой, сам готовил завтрак и пылесосил. В конце концов мама доверила ему выбросить мусор.