Морозята и Холодрыга
Шрифт:
Однажды в студеный поздний вечер она собрала морозят на очередные уроки. Это был спальный район города. Они расположились на деревьях, окружающих небольшую площадь с автобусной остановкой. Под стылым светом фонарей они увидели неподвижные фигуры с вжатыми в плечи головами. Долго нет транспорта. Ни одного автобуса. Воздух как бы состоит из острых колючек, которые при малейшем движении начинают
Неподалеку от нее молодая семья: он, она и их сынишка. Взрослые скучно, с оттенком неудовольствия говорят о чем-то. А малыш лет трех в черной шубке, укутанный пуховым платком, взволнованно твердит, дергая отца за рукав:
– Папа, ну смотри, ну смотри…
У малыша упала варежка, и он голой рукой продолжал теребить отца за подол. Папаша наклонился к сыну и машинально надел ему варежку.
– Папа, смотри, воробышек!
На стоптанном снегу морозята тоже увидели на освещенном круге крохотное тельце с задранными кверху паучьими лапками. Мужчина тронул его ногой, попытался перевернуть. Потом легонько пнул.
– Не пинай, он маленький, – осуждающе сказал сын.
Малыш присел над воробьем. Но папаша пнул сильнее.
С ледяным стуком тельце ударилось о полозья санок и упруго отскочило. Папаша увлекся и энергичнее действовал ногой. Тельце летело по стоптанному снегу под ноги, под санки, ударилось о столб. А за ним бегал малыш и кричал:
– Ну не пинай, он маленький!
В голосе плескались страх и боль. И одному из морозят вдруг захотелось по-детски отчаянно закричать:
– Не пинай его, он маленький!
Но вот папаше это занятие наскучило. Он глянул в сторону, откуда должен был появиться автобус, потом скучно заговорил с женой.
Малыш присел над замерзшим беззащитным воробьем. Тебе жаль его, малыш. Ты, наверно, думаешь о том, чтобы взять его на руки, отогреть своим дыханием и вернуть его крохотному сердцу ритмические удары…
– Мама, он мертвый?!
Свет падает на лицо малыша, на его большие изумленные глаза. Все остальное укутано в платок. Какими
Никто ему не ответил. Малыш стоял и смотрел на воробья. Он выстраивал логическую связь сам, без чьей-либо помощи. Да, маленький, беззащитный. Но ведь мертвый! Мертвому не больно, с него уже не капает кровь. Мертвый не взглянет с гневом и укором.
Мальчик думал… И вот он легонько тронул ногой тельце. Пнул. Потом еще и еще… Серый обледеневший комок с паучьими лапками летел под ноги, под санки. Звонко ударился о столб.
Он увлекся этой бессердечной игрой. Малышу, видно, стало нравиться это занятие…
Холодрыга холодно посмотрела на морозят.
– Ну, что скажете? Кто на самом деле жесток? Мы, кто просто выполняет свое предназначение, или те, кто совершает бессмысленные поступки?
– А чего этот воробей мотался по морозу? Нормальные птицы прячутся от стужи, – сказал один из морозят.
– Значит, родители плохо объяснили ему, как надо вести себя в данной ситуации, – жестко ответила Холодрыга.
– Естественный отбор. Слабые – вон из процесса, – глубокомысленно сказал другой морозик.
– А зачем пинать-то? – горячее, чем следовало, воскликнул третий.
Холодрыга внимательно посмотрела на него. «Так, похоже еще один кандидат в отступники», – отметила она про себя.
– Пинать в данном случае – это, может, и не жестоко, но, по-моему, безнравственно, – вступил в дискуссию четвертый морозик.
В пылу дискуссии морозята начали наскакивать друг на друга, взвихриваться над ветками. В конце концов выкрики перешли на уровень «сам дурак».
Холодрыга слушала их, не вмешиваясь, и думала о том, что на самом деле невозможно все мнения привести к общему знаменателю. В жизни часто бывает, что гуманизм приводит к большому злу, а жесткость (а, возможно, и жестокость) в иных случаях – к великому благу. Самое большое зло в мире – безделие, думала она. Безделие приводит к скуке, скука – к бессмысленным поступкам, а оттуда недалеко до немотивированной или бессмысленной глупости или жестокости.
Конец ознакомительного фрагмента.