Морпех. Ледяной десант
Шрифт:
– Ничего, лейтенант, и так тоже бывает. Ты ж вроде из разведки, неужто раньше мертвяков не видал? – Старлей так и не понял, отчего старшина обращается к нему то на «вы», то на «ты». Да и какая, в принципе, разница?
– Из разведки, – кивнул морпех, потихоньку вживаясь в недавно озвученную самим же старшиной легенду – Но не видел, сразу после учебки сюда направили. Первый бой.
– Тогда понятно, – абсолютно серьезно кивнул тот. – Все мы такими были. Ты смотри, смотри, командир, запоминай. Чтобы потом сомнений ненужных не испытывать и врага не жалеть. Когда с германцем в рукопашной схватишься, злее будешь. И решительнее. – Наклонившись к убитому, старшина что-то сделал,
Шумно сглотнув, старший лейтенант принял скользкий от крови ремень, подпоясал бушлат, чисто автоматически запихнул за пояс две непривычного вида гранаты. Вроде бы РГД-33 подобные назывались. Прицепил рядом ножны со штык-ножом. Малую пехотную лопату после некоторого колебания просто засунул черенком за ремень на пояснице, поскольку чехла к ней отчего-то не прилагалось. Лопатка, к удивлению Степана, оказалась самой обычной МПЛ-50, отличаясь от привычной ему разве что клепаной тулейкой [6] и обжимным кольцом. В остальном же – все то же самое, что и в его время: пятиугольный штык и отполированный ладонями неокрашенный черенок с утолщением на конце.
6
Часть лопаты, связывающая между собой полотно (лоток, штык) и черенок. Жестко соединяет между собой рукоятку лопаты и штык.
– Молодцом, – одобрил старшина, надвигая на изувеченное лицо погибшего пробитую каску. – А то, что накричал на вас, тарщ лейтенант, так извиняйте, не со зла, а чтобы в чувство привести. Потом можете соответственным образом в рапорте оформить, мне уж не впервой.
– Какой на… рапорт, совсем, что ли, сдурел? – дернулся Степан, внезапно ощутив, что, похоже, окончательно пришел в себя. – Спасибо…
– Да завсегда пожалуйста, – хмыкнул тот, дернув небритой щекой. – Идемте, Ванька вон позицию подобрал. Сейчас попрут.
– Немцы? – проявляя чудеса догадливости, переспросил морпех.
– Угу. Или румыны. Не беда, нам особо долго-то держаться и не нужно, скоро наши вторую волну высадят, всяко попроще станет. Да и корабельной артиллерией подмогнут, чтобы всяким гадам жизнь медом не казалась. Долбанут главным калибром по разведанным ориентирам, только клочки по закоулочкам полетят, – и добавил с ухмылкой: – Ну ежели не промажут, понятно.
Несколько секунд Алексеев осмысливал услышанное, пытаясь сложить в уме хрестоматийные два и два, затем обратился к товарищу:
– Старшина, а сколько сейчас времени? Часы у тебя есть?
– Имеются, – гордо хмыкнул Левчук, задирая рукав бушлата. – Как младшему комсоставу да без часов? А времени сейчас в аккурат начало седьмого утра. Двадцать три минуты, ежели точно.
– Извини, старшина, но не будет никакой высадки. Ушли корабли, вот прямо сейчас в открытое море и уходят. И артподдержки тоже не будет.
– То есть как это не будет?! – протянул морской пехотинец, мгновенно закаменев лицом. – Это вы чего такое сейчас говорите? Панику с прочим пораженчеством разводите? Нехорошо получается, товарищ старший лейтенант… – последнее прозвучало почти как ругательство. Привлеченный повышенным тоном Аникеев, до того раскладывавший запасные магазины и гранаты в наскоро вырубленной в глине нише, непонимающе обернулся. И, словно бы случайно, перехватил поудобнее свой автомат.
Краем
– Ну ты ж уже догадался, что я из разведки, так? – Левчук осторожно кивнул. – Вот и слушай дальше. Раньше никак не мог сказать, права такого не имел. А теперь – могу, поскольку срок вышел. Главный десант изначально планировался именно там, в районе Станички. Сегодня – захват плацдарма, завтра, пятого числа, основная высадка. А здесь, где нас немцы с румынами ждали и к встрече подготовились – ну ты это и сам прекрасно видел, – проводился отвлекающий маневр, понимаешь? Только об этом практически никто не знал. Наша… ну в смысле моя группа должна была… впрочем, уже и неважно, поскольку нету больше моей группы.
– Так вроде бы наоборот все должно было произойти? – сдвинув каску на затылок, потер лоб старшина. – Нам именно так и доводили, на картах показывали…
– А ты еще не понял? – делано ухмыльнулся Степан, подумав при этом, что врать героическим предкам, конечно, очень плохо и стыдно, но иного выхода все равно нет. Сколько их там вышло к Станичке, около двух сотен из почти полутора тысяч? Да, именно так, максимум двести человек вместе с ранеными. А так, глядишь, и удастся кое-что изменить. Заодно и себя залегендирует – или как там подобное у авторов попаданческих романов обзывается? – Вот и фрицы так считали, потому и расколошматили нас в хвост и гриву. Только мы их в конечном итоге обманули, так уж выходит.
– Звучит вроде бы правдоподобно, – переглянувшись с Аникеевым, пробурчал тот, – да и объясняет, пожалуй что, многое. Ребят только жалко, сколько полегло, и сколько еще погибнет, когда эту атаку отобьем и поселок брать станем…
– Извини, старшина, тут мне ответить нечего. Я в Генштаб не вхож, не мой уровень, сам понимаешь. Да и вообще, первый бой, сам видел, как меня колбасило.
– Чего делало? – откровенно захлопал глазами Левчук. – Колбаса-то тут каким-таким боком?
– Да просто выражение такое, – отмахнулся морпех, лихорадочно придумывая подходящую отмазку. А вообще за языком теперь придется следить, тут тебе не родной двадцать первый век и даже не конец двадцатого. Сболтнешь что-то, не подумав, – объяснять придется, что в виду имел, поскольку это тебе не в интернетиках всякую хрень в комментах нести, на теплом диванчике с холодным пивком сидючи…
О, вроде придумал:
– Ну помнишь, немцев во времена Первой мировой колбасниками называли? Мне один мой боец об этом рассказывал, у него то ли батя, то ли дед на той войне воевал. Отсюда и пошло. Одним словом, «колбаситься» – значит, когда тебе сильно плохо. Как фрицам в те времена.
– Было такое, слыхал, – неожиданно легко согласился старшина. – Жаль, не дожали сволочей в империалистическую, и четверти века не прошло, как снова голову подняли да на нас поперли. Ничего, на этот раз в порошок сотрем да по ветру развеем, чтобы в третий раз не повторилось. А словечко смешное, да, надобно запомнить. Добро, тарщ лейтенант, после договорим. Располагайтесь вон там, а мы с Ванькой по сторонам. Коль осветительными ракетами пулять начали, значит, вот-вот в атаку пойдут…
Проверяя оружие, старлей неожиданно поймал себя на мысли, что практически не испытывает страха. Определенное волнение, понятно, ощущалось – щекотало в животе, чего уж там, достаточно ощутимо щекотало, – но вот страха как такового отчего-то не было. Хотя десять минут назад, когда под обстрелом в землю вжимался, казалось, от ужаса с ума сойдет. Или как минимум обос… опозорится, в смысле.
Вместо этого его разумом неожиданно овладело не испытанное раньше чувство абсолютной нереальности происходящего.