Морпехи
Шрифт:
Утром я варил себе кофе, получая истинное наслаждение от этого, казалось бы, обычного ритуала.
Моя оловянная фляжная чашка была слишком горячей, чтобы дотрагиваться до нее руками. Я надел перчатку. Сдувая кофейную дымку, я наблюдал за восходом солнца в полях за нашей оградой.
Мы были готовы выдвигаться и ждали только Хаммида. Вскоре он прошел через ворота и весело помахал мне рукой.
Через несколько минут, когда я спустился вниз, чтобы объявить о десятиминутной готовности, он уже сидел с чашкой в руках и был поглощен
Впервые за время нашего патрулирования мы въехали в центр Багдада, нужно было встретить автоцистерну на основной базе МТО морской пехоты. Далее мы сопровождали автоцистерну на север. Несколько дней назад мы уже ехали по этой дороге.
«Оружие на три часа!» — Предупреждение исходило от Руди Рэйса. Я посмотрел направо. Подросток, облокотившись о дом, качал на пальце ружье. Когда мы остановились, он даже поднял выше голову и расправил плечи, как будто бросая нам вызов. Моей первой мыслью было: он служит для нас приманкой. Морские пехотинцы осматривали стены и крыши близлежащих домов. Я выбрался из «Хаммера» и пошел прямо к малому. Подождав, пока я подойду поближе, он положил ружье на землю и предусмотрительно отошел на несколько шагов. Я подобрал старинный «Энфилд», проверил — в нем было три патрона. Ружье было чистым и хорошо смазанным. Я повернулся и, подойдя к «Хаммеру», положил ружье в кузов. Ничего не выражающее лицо мальчика смотрело нам вслед. Если это был тест, то мы его с честью выдержали.
В северной части Эль-Джабра дорога раздваивалась.
Мы организовали оцепление — автоцистерна посередине — и через несколько минут вокруг уже собралась толпа. Люди стекались со всех углов города, неся, таща и волоча все виды тары: пластмассовые ведра, бутылки из-под антифриза, резиновые камеры и даже маленькие резиновые детские бассейны. Кое-что увозили на тракторах и ослах, но основной рабочей силой были женщины и девушки. Я со страхом смотрел, как семилетняя девочка подняла семигалонный бидон воды, весящий сорок фунтов, и водрузила его на голову.
Группа Эсперо обеспечивала нашу безопасность со стороны дороги. Он оперся о панель задней боковой части кузова «Хаммера», чтобы понаблюдать за этой толчеей:
— Черт возьми, сэр, если бы нам пришлось воевать здесь с женщинами, а не с мужчинами, мы бы уже давно спасали свои задницы, — произнес он в легком шоке.
Когда на дороге раздались выстрелы, мы с Уинном разговаривали с двумя иракскими мужчинами.
— Автомат! У него в руках автомат!
— Не стрелять! Он поворачивает.
Мы выбежали на дорогу и увидели белую «Тойоту Ленд-Крузер», остановившуюся и взятую на мушку группой Руди. В машине сидели четыре человека с поднятыми руками.
Подняв вверх автомат, они едва не лишили себя жизни — Джеке увидел оружие и чуть было не открыл по ним огонь из своего «Mark-19». Потом они сообразили, что нужно опустить оружие.
Мы с Уинном
— Мы Курдистан. Курдистан — Америка друзья. Прийти бум-бум партию Баас. Джордж Буш хорошо. Мы Курдистан. Америка друзья.
Он протянул свернутый бумажный лист. Наверху была гербовая печать, ниже надпись на английском. Прочитав, я понял: это разрешение, выданное Патриотическим движением Курдистана, позволяющее мужчине хранить автомат.
— Они пешмерги, — сказал я. Пешмерги были курдскими бойцами, полностью поддерживающими Америку.
У нас был приказ разоружать население, но также был приказ не вмешиваться в не касающиеся нас бои.
— Отдай ему обратно автомат, Руди, и пусть едут.
Руди протянул автомат со словами: «Враги моего врага — мои друзья».
— Никогда не слышал, чтоб мы так говорили, — произнес я. — Наверное, мы уже слишком долго на Среднем Востоке.
Сопровождая автоцистерну обратно на базу, мы узнали, что батальон перемещается на новое место дислокации.
Новое место — это футбольный стадион в центре города рядом с президентским дворцом. Я повернулся к Уинну:
— Похоже, мы переезжаем в центр.
— Черт, а я только начал привыкать к нашей базе у черта на куличках.
Я поставил приемник на приборную Ланель и настроился на лондонское вещание. Диктор сообщал о сотнях багдадских жителей, устроивших американским оккупантам марш протеста.
Уинн криво улыбнулся и произнес:. — Как я рад, что сегодня моей задницы там нет.
Ночь мы провели на холодной траве футбольного поля на стадионе, построенном сыном Саддама Удэ-ем. Утром я сидел на траве рядом с Уинном, он чистил зубы.
Я думал, это у нас очередная промежуточная станция и предполагал возобновление патрулирования на следующий день. Но меня ошарашил своим известием майор Уитмер.
Подойдя к нам, он сказал:
— Надеюсь, день прошел хорошо, Нат? Вчера было ваше последнее патрулирование.
На мгновение я подумал, что меня уволили: может, я слишком налегал на своего командира роты?
— Почему, сэр?
— Будет организована иракская армия, и они сами будут себя защищать. Все логично. Мы возвращаемся домой.
Дом. Для меня домом стал «Хаммер». Самым роскошным воплощением дома для нас был какой-нибудь склад или заброшенное здание, укрывающее от палящего солнца и ветра. Понятие стало слишком абстрактным.
19 апреля. Режим пал всего лишь десять дней назад. А мы ожидали переброски через полгода-год. Мы знали: самый тяжелый этап — начальный этап. Багдад до сих пор кипит.
И все же, вероятно, домой нас пока не отправят.
— Может, повезет? Прямо в Кувейт, а оттуда первым же рейсом до-омо-ой, — сказал Уинн, опершись на боковое стекло «Хаммера»; у него даже выпала из рук электрическая бритва.