Морская Дама, Узор из лунного света
Шрифт:
– Что он чувствует к ней и что он чувствует ко мне.
– Но разве он...
– Кое-что он прояснил. Но все равно, даже сейчас... Нет, не понимаю.
Она медленно повернулась к Мелвилу и, не спуская глаз с его лица, заговорила:
– Знаете, мистер Мелвил, это было для меня страшным потрясением. Вероятно, до сих пор я его просто не знала как следует. Вероятно, я... я его идеализировала. Я думала, что он любит... хотя бы нашу работу. Он действительно любил нашу работу. Он в нее верил. Я убеждена, что он в нее верил.
–
– А потом... Но как он мог?
– Он... он человек с довольно сильным воображением.
– Или со слабой волей?
– Сравнительно - да.
– Все это так странно, - вздохнула она.
– Так непоследовательно. Словно ребенок, который тянется к новой игрушке. Знаете, мистер Мелвил, она заколебалась, - из-за всего этого я почувствовала себя старой. Намного старше и намного умнее его. Я ничего не могу поделать. Боюсь, что всякой женщине... доводится когда-нибудь это почувствовать.
Она глубоко задумалась.
– Всякой женщине... "Ребенок мужеского пола" - теперь я понимаю, что хотела этим сказать Сара Гранд!
Она слабо улыбнулась.
– Мне все кажется, что он просто непослушный ребенок. А я... я преклонялась перед ним!
– сказала она дрогнувшим голосом.
Мой троюродный брат кашлянул, отвернулся и стал смотреть в окно. Ему пришло в голову, что он, оказывается, еще менее пригоден для таких разговоров, чем считал до сих пор.
– Если бы я думала, что она может сделать его счастливым...
– сказала она через некоторое время, и, хотя фраза осталась неоконченной, было ясно, что за этим последовали бы слова, полные великодушия и самопожертвования.
– Да, дело... непростое, - сказал Мелвил.
Она продолжала - звонким, немного напряженным голосом, в котором звучали покорность судьбе и непоколебимая уверенность:
– Но она на это неспособна. Все, что есть в нем лучшего, серьезного... Она не может этого видеть и все погубит.
– А он...
– начал Мелвил и сам испугался безрассудной смелости собственного вопроса.
– Да?
– Он... просил расторгнуть помолвку?
– Нет... Он хочет вернуться ко мне.
– А вы?
– Он не возвращается.
– А вы... хотите, чтобы он вернулся?
– Как я могу знать, мистер Мелвил? Он даже не говорит определенно, что хочет вернуться.
Мой троюродный брат Мелвил озадаченно посмотрел на нее. Он всю жизнь скользил по поверхности чувств и, когда столкнулся с подобными сложностями в делах, которые всегда считал простыми, оказался в тупике.
– Иногда, - сказала она, - мне кажется, что моя любовь к нему окончательно умерла... Подумайте только, какое разочарование, какое потрясение я испытала, обнаружив в нем такую слабость.
Мой троюродный брат поднял брови и кивнул головой в знак согласия.
– Убедиться, что он стоит на глиняных ногах!
Наступила пауза.
– По-видимому,
Что-то в ее голосе заставило его поднять глаза, и он увидел, что губы у нее крепко стиснуты, а по щекам катятся слезы.
Как рассказывает мой троюродный брат, сначала ему пришло в голову, что надо бы сочувственно коснуться ее руки, а потом - что этого делать не следует. Ее слова не выходили у него из головы. Потом он с некоторым опозданием сказал:
– Это еще возможно.
– Может быть, - медленно, неуверенно произнесла она. Больше она не плакала.
– Кто она такая?
– вдруг сказала Эделин совсем другим тоном.
– Кто это существо, которое встало между ним и всеми реальностями жизни? Что в ней такого... И почему я должна соперничать с ней из-за того, что он... что он сам не знает, чего хочет?
– Когда человек знает, чего он хочет, - сказал Мелвил, - это значит, что он исчерпал один из главных интересов в жизни. Тогда он становится... чем-то вроде потухшего, заросшего и возделанного вулкана. Если это вообще был вулкан.
Он некоторое время размышлял, забыв о ней, потом, вдруг спохватившись, очнулся.
– Что в ней такого?
– спросила она с тем сознательным стремлением внести во все ясность, которое так не нравилось в ней Мелвилу.
– Что она может предложить, чего я...
Этот прямой призыв заняться щекотливыми сопоставлениями заставил Мелвила поморщиться. Но тут ему на помощь пришли все кошачьи свойства его натуры - он принялся пятиться, ходить вокруг да около и всячески уклоняться от сути дела.
– Ну что вы, дорогая мисс Глендауэр!
– начал он и попытался сделать вид, что это вполне удовлетворительный ответ.
– В чем разница?
– настаивала она.
– Существуют вещи неосязаемые, - уклончиво отвечал Мелвил.
– Они не подчиняются рассудку и не поддаются точному определению.
– Но вы все же как-то к ней относитесь?
– не унималась она.
– У вас должно было сложиться какое-то впечатление. Почему вы не... Разве вы не понимаете, мистер Мелвил, это очень...
– голос ее на мгновение осекся, очень важно для меня. Это просто бессердечно с вашей стороны, если свое впечатление вы... Простите меня, мистер Мелвил, если я добиваюсь от вас слишком многого. Я... я хочу знать.
На мгновение Мелвилу пришло в голову, что в этой девушке, пожалуй, есть что-то такое, что немного выходит за пределы его прежнего представления о ней.
– Должен признаться, что у меня сложилось некоторое впечатление, ответил он.
– Вы мужчина, вы знаете его, вы много чего знаете, вы можете смотреть на вещи с разных точек зрения. Если бы вы только позволили себе... позволили себе быть откровенным...
– Ну, хорошо, - сказал Мелвил и умолк. Она жадно вслушивалась. Наступило напряженное молчание.