Морская сила(Гангутское сражение)

Фирсов Иван Иванович

Не успели турки ступить на берег, шквал картечи обрушился на них из укрытых кустарником пушек. Выскочила пехота с примкнутыми штыками, удари­ли лихие казаки.

Поспешили янычары на корабли, оставляя уби­тых. Эскадра турок ушла в море.

Апраксин наблюдал за их маневром, кивнул Крюйсу:

— Бери пять вымпелов и припугни турок. Токмо да­леко не суйся, но дай им знать нашу прежнюю хватку.

Турецкая эскадра, не ввязываясь в бой, ушла дале­ко за горизонт, и неделю турки не приближались к бе­регам.

Неожиданно ранним утром Апраксина разбудила пушечная стрельба. Выскочив на палубу, он нахму­рился. Издали, распустив паруса,

приближалась ту­рецкая эскадра. Пушки палили беспрерывно, но ядра не вспенивали воду.

— Холостыми палят, — хмуро проговорил Апрак­син, — не к добру это.

Отделившись от эскадры, в гавань медленно, вы­кинув белый флаг, входила турецкая галера под вым­пелом капудан-паши.

Подобрав полы халата, ловко поднялся по трапу капудан-паша. Лоснившееся от загара лицо турецко­го флагмана сияло открытой улыбкой. Казалось, он спешит кинуться в объятия своего недавнего врага…

«С чего бы это?» — тревожно захолодело вдруг внутри у Апраксина.

— Мой достопочтенный адмирал, — после взаим­ных приветствий начал торопливо гость разговор через толмача. Он вынул сверток бумаги и протянул Апрак­сину. — Только что я получил фирман. Наш султан и ваш царь заключили мир. Война закончена без проли­тия крови. — С лица турка не сходила улыбка, но в гла­зах светилось затаенное торжество. Он вдруг поднял обе руки и обвел ими вокруг, кивнул на побережье, повер­нулся в сторону далекого Азова. — Теперь и навсегда все это принадлежит высокочтимому султану.

Недоумевающий Апраксин развернул лист. Как в тумане вчитывался он в полученное известие: «Воз­вратить туркам Азов, уничтожить крепости в Таган­роге, Каменном затоне, Самаре, уничтожить все ко­рабли флота…»

Подняв голову, смотрел пустым взором мимо улы­бающегося капудан-паши. «Што стряслось-то? Од­ним махом все труды насмарку? Ножом по живому те­лу! Кровушки-то сколько пролито, живота положе­но!» Протянул фирман турку.

— Мне не ведомо сие. Покуда от государя указ не поступит, действий никаких предпринимать не ста-ану. — Кивнул головой, мол, разговор окончен.

Согнав улыбку, так же ловко подхватив полы ха­лата, капудан-паша быстро спустился по трапу, явно недовольный приемом.

Глядя вслед удаляющейся шлюпке, Апраксин вдруг подумал о Петре: «Воевал бы у моря, как Доси-фей завещал, а то ринулся очертя голову в омут. — За­першило в горле, закашлялся. — А ежели сие все правда?..»

На этот раз, обыкновенно осторожный, царь про­махнулся, забыв поговорку «Не ставь неприятеля ов­цою, ставь его волком ».

Битва с турками в излучине Прута могла бы приве­сти и к успеху русских войск. Но, не зная всех сил не­приятеля и опасаясь разгрома, Петр не стал риско­вать, быть может, и сдрейфил. К тому же он больше прислушивался к Шафирову и Екатерине Алексеев­не, чем к генералам…

По мирному договору царское войско покинуло место битвы с оружием, развернутыми знаменами. Под грохот барабанов… Как и водится у азиатов, турки взяли заложников: Шафирова и сына фельд­маршала, генерала Шереметева, чтобы заставить ца­ря до конца выполнить обязательства. Царь, поки­нув армию, отправился с женой в Варшаву, а Апрак­сину послал весточку, где изливал душу: «Хотя яниколи б хотел и вам писать о такой материи, о ко­торой принужден ныне есмь, однако ж, понеже такволя Божия благословила и грехи христианские не допустили… и тако тот смертный пир сам окон­чился, которое хотя и не без печали есть, лишитьсясих мест, где столько труда

и убытков положено,но однако ж чаю сим лишением другой стороны ве­ликое подкрепление, которое несравнительною при­былью нам есть».

Письмо несколько успокоило душу: Петр сглажи­вал свои промашки, старался приглушить их делом, вселить надежду в Апраксина.

— Мудро государь рассуждает, — сказал он Крюйсу, — теперича у нас единая забота — шведа по­бить до конца, флот Балтийский крепить. Давай-ка, вице-адмирал, поторапливайся, уводи кораблики, ко­торые можно, да поезжай на эскадру в Петербург.

С болью в сердце уничтожали они корабли — раз­бирали, сжигали, некоторые добротные, как «Преди-стинация», «Ласточка», продавали туркам за десятки тысяч червонцев.

Добротные галеры Крюйс повел по Дону в Черкассы.

После Нового года Апраксин передал туркам Азов, спустя месяц взорвал крепость Таганрог.

На Азовском море прощались с флотом, а на Бал­тике распоряжался шаутбенахт Боцис: отгонял шве­дов от Котлина, прорывал блокаду, снабжал Выборг боевыми припасами и провизией.

Понемногу осваивали новые базы. В Ревеле появи­лись новые купцы из Голландии и Англии. В разгар .лета у входа в Ревельскую бухту показалась странная шхуна. Без флага, осторожно лавируя, приблизилась к берегу, бросила якорь. От борта отвалила шлюпка. Комендант крепости с недоумением рассматривал гребцов: «Какие-то бродяги, в рвани, бородатые». На корме шлюпки, приподнявшись во весь рост, сухо­щавый бородатый старик в полусгнившем кафтане размахивал шапкой, что-то кричал.

Как было коменданту угадать в нем Якова Федорови­ча Долгорукого, одиннадцать лет назад сгинувшего под Нарвой, обманом плененного с другими офицерами?..

Петр следил, чтобы с пленными офицерами обра­щались человечно. Кормили их наравне с солдатами. Использовали на строительных верфях Петербурга. Не раз обращался Петр к королю, предлагал разме­нять пленных. Карл отмалчивался.

Русских пленных поначалу отправили в Швецию. Так было под Нарвой, где Карл обманом пленил семь­сот русских генералов и офицеров. В последующие го­ды Карл приказывал пленных русских убивать сразу, после сражения. Слишком стало накладно отправ­лять их в Швецию. Расправлялись с ними просто: свя­зывали веревками, клали пластами по трое и кололи штыками или палашами. Лично Карл, в свободное от богослужения время, не однажды развлекался таким способом в походах… Благословлял такое изуверство пастор Нордберг…

Пленников, попавших в Швецию, использовали на самых тяжелых работах: на рудниках, шахтах, ле­сосеках, кормили как скотину. Большая часть их по­гибла, выживали немногие. Среди выживших оказал­ся семидесятилетний князь Долгорукий. Когда-то он привез Петру астролябию из Франции, служил верой и правдой царю. Генералом попал в плен. Десять лет томился в неволе, но надежды не терял. Зимой 1711 года сорок четыре таких же пленных работали в лесу на финском берегу около Якобштадта. Еще когда вез­ли морем из Швеции, зародилась мысль о побеге. По­нимал, что сушей не доберешься. А тут прослышали, что русские уже в Ревеле. Зимой уговорил своих това­рищей по несчастью бежать, сам стал вожаком. В ию­не за ними пришла шхуна, чтобы переправить сорока четырех пленников обратно в порт Умео на шведском берегу. На шхуне, как всегда, пленных держали в трюме, не выпуская, но было одно исключение. На­божные шведы разрешили иногда совершать молитву на палубе. Этим и воспользовались пленники.