Морская соль
Шрифт:
У грот-мачты уже никого не было. Дуся и Япончик бросились в носовую часть корабля. На огромной палубе виднелись только одинокие фигуры занятых своим делом матросов.
Мальчики, запыхавшись, огибали башню орудия, когда перед ними внезапно очутился старший помощник. Дуся остановился как вкопанный, а Япончик мигом скользнул за брезентовые пожарные чехлы, вывешенные для просушки.
— Куда так спешите, молодой человек? — услышал Дуся. Широкая рука легла ему на плечо. — Э, да ты, брат, уже вымок где-то. За борт, что ли, упал?
— Нет, я не
— Чего проще, — согласился офицер, — чем ждать, пока воротник сам вылиняет! Что ж ты молчишь? Может, струсил немножко, а? Испугался?
— Немножко испугался, — сказал Дуся и вздохнул.
— Давно на флоте? — спросил офицер строго.
Но Дуся увидел в его прищуренных глазах весёлые, добрые искры.
— Не очень… — сказал он. — Мы тут с одним мальчиком вместе приехали, да он сейчас простудился.
— Только прибыли и уже бывалыми казаться хотите? Откуда ж ты сам?
— Из Кронштадта, — ответил Дуся.
Хотя он больше помнил жизнь в Ярославле, но сказать про Кронштадт ему очень хотелось.
— Вот как! Да мы с тобой земляки, выходит! — обрадовался старший помощник. — Как фамилия?
— Парамонов, — сказал Дуся тихо.
— Парамонов? — переспросил офицер. — Парамонов из Кронштадта? Постой, постой… отец твой на Баренцевом море служил?
— Служил, — сказал Дуся и еле слышно добавил: — Погиб он.
— Да, погиб… это верно — погиб… — задумчиво проговорил офицер, с каким-то новым вниманием вглядываясь в лицо Дуси. — Вот, братец ты мой, какая история выходит. Ну-ка, пойдём со мной, поговорим.
Он повернулся и пошёл к люку. Дуся двинулся за ним.
— Беги! — донёсся шёпот Япончика.
Но Дуся даже не остановился: в ушах его звучал голос моряка, и что-то в этом голосе было такое, что заставляло мальчика покорно идти за этим человеком. Он вслед за офицером спустился по вертикальному трапчику в полутёмный железный коридор.
— Вот и моя хата, — сказал старший помощник, останавливаясь.
В темноте щёлкнул ключ, и железная дверь каюты раскрылась перед Дусей.
— Прошу пожаловать, — сказали ему.
Как всякому мальчику его лет, Дусе очень хотелось побывать в каюте военного моряка. В другой момент он порадовался бы случаю очутиться здесь, теперь же он лишь с робким любопытством поглядывал по сторонам.
Большое, вделанное в переборку зеркало, фаянсовый умывальник, платяной шкаф, койка, аккуратно заправленная мягким байковым одеялом, рабочий стол красного дерева, над ним металлические часы, барометр, сбоку книжная полка, на полу мягкий ковёр, в углу диван, обитый кожей, — всё это размещено красиво, экономно, от всего веет чистотой, строгим порядком и каким-то особенным, деловым корабельным уютом.
Офицер снял фуражку, вытер платком гладко бритую голову и загорелую морщинистую шею и, расстегнув китель, сел в кресло, указав Дусе рукой на диван.
— Стало быть, моряком решил стать? — спросил он.
— Да, —
— Правильное решение. Отец твой отличным был моряком, храбрым офицером!
Вот уже третий раз за эти дни Дуся слышал о своём отце от людей, которых он никогда раньше и не видел, но которые, оказывается, знали его отца и, как он мог уже заметить, относились к нему с глубоким уважением, даже любовью. Вероятно, этот человек тоже слышал об отце. Может быть, он сам бывал с ним в морских походах и сражениях.
— Вы моего папу знали? — спросил он.
Моряк помедлил с ответом.
— Нет, — сказал он, — лично я его не знал, хотя мог бы знать. Я тоже в Кронштадте живал и на Баренцевом служил, но вот встретиться не пришлось. Слышал же я о твоём отце много. С его именем связаны очень памятные страницы наших морских сражений и побед. Вот подрастёшь — узнаешь. Я надеюсь, что из тебя тоже выйдет хороший моряк — в отца. Как ты думаешь?
— Я попробую, — тихо сказал Дуся.
— Попробуешь? — переспросил капитан второго ранга. — Ну, добро, пробуй, только чтобы без промаха. А я погляжу, как у тебя дела пойдут.
Он погладил Дусю по стриженому затылку и отпустил.
Оказалось, что обе группы нахимовцев уже закончили осмотр корабля и вернулись на палубу. Япончик и Пруслин сидели на кнехте у борта, а Терехов и Терёхин устроились на маленьком возвышении рядом с орудийной башней. Там ещё было немного места, и Дуся собирался примоститься с ними рядом. Но в это время появился Стрижников. Все тотчас встали.
— Сидите, сидите, — сказал капитан-лейтенант. — Впрочем, — продолжал он, прищурясь, — знаете, что тут под вами? Тут же люк порохового погреба!
И «папа-мама» сделал такое страшное лицо, что Терехов и Терёхин, собравшиеся было опять сесть, невольно вскочили и съёжились. Все засмеялись, и Дуся с облегчением подумал, что Стрижников весёлый и добрый человек; больше он, наверное, не будет спрашивать, кто был на озере во время грозы.
— У кого есть вопросы — можете задавать! — громко объявил Стрижников.
Но весёлая искорка всё не потухала, и ребята не сразу настроились на серьёзный лад.
— Спроси, где тут рында-булиня, — зашептал Пруслину лукавый Япончик.
— Спрашивай сам, — отмахнулся от него Пруслин.
— Рында-булиня тут есть? — крикнул Япончик и спрятался за Рогачёва.
— Может быть, рында? — серьёзно спросил молоденький офицер, с которым они поднимались на капитанский мостик. — Рында, — пояснил он, — это сигнальный колокол, в который отбивают склянки, а рында-булиня — конец, за который дёргают для удара.
— Я знаю, — вставил Япончик, — это самый короткий конец на корабле.
— Задавайте вопросы посерьёзнее, — сказал Стрижников. — Кстати сказать, умело дёрнуть за рында-булиню — это тоже искусство. Попробуйте-ка сами отбивать склянки — сразу у вас ничего не выйдет: тут нужна пружинистая, натренированная рука. На корабле всё требует тренировки и опыта.