Морская яшма

Уитни Филлис

Услышав это название — в доме отца его нельзя было даже упоминать, — я навострила уши. Но продолжения не последовало. Лорел бросила на меня быстрый взгляд и погрузилась в угрюмое молчание.

Ветер задул резче, дождь барабанил по крыше кареты, заглушая все прочие звуки. Карета зловеще раскачивалась из стороны в сторону, но мы упорно, хотя и медленно, продвигались вперед. Когда вдалеке заворчал гром и вспыхнула молния, я не удержалась от гримасы. Я обожала бури — чистый, сильный ветер с моря. Но только не предательские, коварные грозы!

Внезапно Лорел протянула руку и коснулась локона, который ветер сдул мне на

лицо. Я вздрогнула от неожиданности.

— Как золотое кружево, — прошептала она. — Ну, на шпильке, что капитанова жена всегда втыкает себе в волосы.

Я тихонько рассмеялась, услышав в голосе девочки тоскливо-завистливые нотки. Мне показалось, что она немного оттаяла. Комплимент согрел мне душу, и я снова почувствовала себя окруженной всеобщей заботой и любовью. Нескрываемая враждебность спутницы меня тревожила, и я с облегчением вздохнула, увидев перемену в ее поведении.

— Если бы это вправду была золотая булавка, я бы тебе ее с радостью подарила, — улыбнулась я.

Пальцы Лорел немедленно сжались. Она вцепилась в мой локон, намотала его на палец и грубо дернула. Я охнула от боли и схватила девчонку за запястье. Потом освободила свои волосы и заправила под капор.

— Мне же больно! — потрясенно и обиженно сказала я.

В черных глазах девчонки пылал победный огонь.

— А как же! Еще и не так будет больно, если вы послушаетесь капитана Обадию и сделаете то, что он хочет!

— А что, собственно, он хочет? — раздраженно спросила я.

Девчонка испортила предвкушение приключения, мне уже не так хотелось поскорее добраться до Бэском-Пойнта и тем более стать ее подругой.

— Я-то знаю, чего он хочет, — ответила Лорел, и ее и без того толстые губы расползлись в дьявольски ехидной ухмылке. — Да только вам не скажу. Но мой отец не позволит вам сделать то, чего хочет капитан Обадия. А за моим отцом будет последнее слово. Тут некоторые его прозвали Черным Шотландцем и говорят, что у него упрямство шотландское. Мама моя тоже была шотландкой — ее звали Роза Маклеод, пока она замуж не вышла. Она-то всегда могла заставить папашу ее послушаться. Но мама отправилась к праотцам.

Последняя странная фраза показалась мне вполне в стиле маленькой негодяйки и совсем меня не удивила, пока позднее не выпал случай вспомнить об этих словах. Я ничего не ответила, сидела в своем углу кареты и мрачно молчала.

Гадкая девчонка разбила вдребезги все мои надежды и радостные упования, день потерял праздничные краски. В окно с подветренной стороны я едва могла разглядеть размытый дождем пейзаж, но очень старалась сосредоточиться на нем и не обращать внимания на противную спутницу. Однако девчонка не позволила надолго забыть о себе. Она наклонилась ко мне, показывая пальцем в окно.

— Вон там! Мы поворачиваем, отсюда виден мыс. Можно разглядеть дом, если хотите, только смотрите быстрее.

Я прижалась лицом к затуманенному стеклу. Я и сама узнала бы этот дом, ведь отец столько раз описывал его! На самом-то деле дом состоял из двух трехэтажных домов, соединенных вместе. В меньшей части помещался центральный дымоход. Богатые Бэскомы сделали большую пристройку, отчего основной дом, сооруженный за столетие до них капитаном китобойного судна, превратился в крыло. Белые доски обшивки придавали дому благородный и изящный вид. Старая часть не имела украшений, кроме аккуратных зеленых ставен, а пристройку с двух сторон

опоясывала веранда со стройными колоннами. Веранду, очевидно, пристроили еще позже, потому что она не соприкасалась с парадным крыльцом, которое, впрочем, от этого ничуть не проиграло. Тонкие коринфские колонны обрамляли нишу двери, над которой располагался полукруглый стеклянный витраж в форме веера. К двери от дорожки вело несколько закругленных ступеней. Картина возникла у меня перед глазами, промелькнув сквозь дождь, потом мы свернули на дорогу к мысу.

— А вот и маяк! — крикнула Лорел мне в самое ухо.

И снова я только мельком увидела приземистое здание из серого гранита, над которым поднималась башня. Разумеется, я все знала про маяк. Он стоял на этом мысе, предупреждая об опасности и приветствуя китобойные и рыболовные суда, когда те приходили в порт. В детстве и юности отец часто забирался на башню и смотрел в море. В наши дни, как он мне рассказывал, маяком давно уже не пользуются, и он стоит заброшенный, а на другом берегу гавани построили новый.

Карета остановилась, и по счастливому стечению обстоятельств ливень ненадолго прекратился. Джозеф соскочил на землю, капли брызнули с его дождевика во все стороны. При виде Лорел кучер издал досадливое восклицание, бесцеремонно стащил ее вниз и шлепком направил к дому. Мне он помог спуститься более пристойным образом, потом вернулся к карете за сумкой и чемоданом. Я поскорее юркнула в белую калитку в белой же дощатой ограде и побежала по вымощенной кирпичом вязовой аллее к крыльцу. Мокрые деревья осыпали меня дождем. Где-то за домом свирепо залаяла собака. От этого лая, если бы я тогда обратила на него внимание, волосы встали бы дыбом. Но Лорел уже распахнула дверь в холл, где не было света, и жестом пригласила меня войти. Я подобрала юбки и поскорее взбежала по мокрым ступенькам в долгожданное сухое и теплое прибежище от непогоды.

Именно тогда мне дано было впервые испытать один из странных уколов острого предчувствия. Может быть, меня подготовила к нему эта девочка и ее враждебность. Веселое настроение улетучилось, во мне нарастали подавленность и тревога. Я рассчитывала на теплую встречу, на то, что на новом месте все будут относиться ко мне как к своей, а тут вдруг нерешительно замерла на темном, негостеприимном пороге.

Сперва мне показалось, что сумрачный холл пуст, но это было не так. Во мраке позади маленькой фигурки Лорел стояли трое. Пока я колебалась, испуганная молчанием этой троицы, и выжидала, кто же из них заговорит первым и поздоровается со мной, они не мигая смотрели на меня. Болезненно холодная вспышка молнии с ослепительной яркостью озарила сцену, навеки запечатлев ее детали в моей памяти. Следом раздался такой раскат грома, что дом затрясся.

На лестнице стояла женщина в пышном темно-красном платье с турнюром. В руках она держала незажженную лампу в виде стеклянного цилиндра. Женщина наклонилась, чтобы рассмотреть меня, и взгляд ее был просто злобным. За всю мою жизнь еще никто не смотрел на меня с такой ненавистью. Я была потрясена, почти физически ощутив поток этой злобной ненависти. Потом снова воцарилась тьма, еще более непроглядная после яркой вспышки. Резким порывом пронесся ветер — это распахнулась дверь черного хода, и снова я услышала безумный лай снаружи. Грянул гром, задребезжали стекла, где-то недалеко в землю ударила молния.