Морские львы
Шрифт:
— Мне очень прискорбно, дядюшка, знать, что Росвель обогатится таким образом.
— Ты говоришь, как молодая, легкомысленная женщина, не знающая своих собственных прав. Мы не похищали золота: те, которым оно принадлежало, потеряли его много лет тому назад, и они теперь, может быть, умерли или позабыли о нем, и они не узнают ни одной из своих монет, бывших в их собственности. Мария, дитя мое, никогда не должно повторять то, что я говорю тебе об этом предмете.
— Не бойтесь, сударь. Но я надеюсь, что Росвель никогда не дотронется до подобного
— Ну, ну, не говори более, дитя мое, твои мысли слишком романтичны. Дай мне несколько успокоительных капель, потому что я устал от этого разговора. Я уже не тот, что был, Мария, и не проживу долго. Возьми газету и посмотри известия, относящиеся к китовой ловле.
Мария не заставила повторять, и ее глаза скоро упали на следующий параграф:
«С прибытием „Сестер Близнецов“ из Стонингтона мы узнали, что они встретили лед в Южном полушарии очень далеко на севере, где уже несколько лет его не встречали. Охотники за тюленями едва проложили в нем себе дорогу, и даже корабли, по направлению к мысу Доброй Надежды, окружены льдом».
— Вот что, Мария! — вскричал Пратт. — Ужасный лед. Очень возможно, что этот лед принудил Гарднера податься назад, чтобы выждать более благоприятного времени и потом направиться к северу.
— Ах! — сказала Мария. — Зачем мы не довольствуемся благами, дарованными нам Провидением, вместо того, чтоб отправляться в такие далекие путешествия для приобретения излишних богатств?
— Может быть, в это время, — сказал Пратт, — Гарднер роет, чтобы открыть истинное сокровище, и эта причина его удерживает. Если это так, то нечего бояться льдов.
— Я слышала от вас, сударь, что это золото скрыто на берегах Вест-Индии?
— Не кричи так, Мария, ведь не надо же, чтобы весь Ойстер-Понд знал, где скрыто сокровище. Оно может быть и в Вест-Индии, а может и не быть, — в мире есть много стран.
— Не думаете ли вы, дядюшка, что Росвель напишет, если долго пробудет в этих странах?
— Ты не хотела, чтобы были почтовые конторы в Антарктическом океане, а теперь хочешь, чтобы они были на песчаных берегах Вест-Индии? У женщин все навыворот!
— Я об этом не подумала, сударь. Ведь корабли проходят же подле берегов Вест-Индии и нет ничего легче, как отдать им письмо, которое Росвель написал бы нам, если бы был уверен, что оно к нам дойдет.
— Нет, Гарднер не таков, чтобы, не кончив дела, открыть кому-нибудь, что хочет делать в Вест-Индии. Нет, нет, Мария, мы не будем иметь о нем известий, пока он будет в этой части света. Очень возможно, что Гарднеру будет трудно отыскивать это место, потому что в рассказе Дагге были очень темные места.
Мария ничего не отвечала, хотя считала маловероятным, чтобы Росвель проводил целые месяцы в Вест-Индии, так погрузившись в занятие, что не нашел бы средства написать ей, где был и что делал.
Наступила другая долгая зима и принесла с собою бури, холода,
Не проходило ни одной недели без того, чтобы Пратт не получал письма от чьей-нибудь жены, матери или сестры матроса, которые спрашивали у него о судьбе отправившихся на палубе «Морского Льва» из Ойстер-Понда под начальством капитана Гарднера.
Даже виньярдцы прислали спросить известия у Пратта, и их способ выспрашивания уже выказывал их беспокойство и ужас. Беспокойство Пратта с каждым днем увеличивалось так, что для всех его окружавших было очевидно, что эта причина, соединившись с другими, физическими, расстроила его здоровье и угрожала его жизни. Состояние его здоровья теперь походило на здоровье больного матроса, у которого он с таким трудом узнал тайну. Теперь можно было усомниться в том, что Пратт ею воспользуется лучше последнего. Мария видела это очень ясно и плакала о неведении своего дяди и о судьбе, почти уже известной, того, кого она так любила.
Глава XXI
Я также видел тебя на вздымавшейся волне, когда ночная буря шла тебе навстречу…
Первое движение моряка, если его корабль приходит в столкновение с твердым телом, проверить посредством помп, сколько в корабле воды. Дагге сам занимался этим в то время, когда шлюпки Росвеля Гарднера буксировали почти лишившуюся мачты шхуну Дагге к месту, свободному ото льдов. Все бывшие на палубе, как понял Росвель, с беспокойством ожидали результата этого испытания. Этот последний держал фонарь, при свете которого можно было вычислить высоту воды; света луны было недостаточно для этого опыта. Наконец, вытащили палку, которой измеряли глубину, и посмотрели, до какой отметки она была мокрой.
— Ну, Гарднер, что вы об этом скажете? — нетерпеливо сказал Дагге. — Вода должна быть, потому что нет ни одного корабля, который испытал бы столь сильный толчок и остался бы цел.
— В вашем трюме должно быть три фута воды, — отвечал, качая головой, Гарднер. — Если это, капитан Дагге, продолжится, то вашей шхуне трудно будет остаться на воде!
— Она останется на воде, пока помпы могут работать.
— Я думаю, — сказал через несколько минут Росвель, — что ветер повернул на северо-восток и дует против нас.
— Не против нас, Гарднер, по крайней мере не против меня, — отвечал Дагге. — Я постараюсь воротиться на остров, где попробую пристать к берегу и исправить повреждения моей шхуны. Вот на что могу я надеяться!
— Это очень задержит вас, капитан Дагге, — сказал Росвель.
— Я и не говорю противного, но я вернусь на остров и не прошу вас, Гарднер, провожать меня. После преданности, которую вы нам оказали, дожидаясь нас, я не могу подумать ни о чем подобном. В две недели заделаем все течи и поспешим за вами. Вы скажете в Ойстер-Понде, что мы плывем, а оттуда известие дойдет до Виньярда.