Морской дракон
Шрифт:
– Но как ты оказался в этом страшном замке? Кто мог захватить тебя? – удивилась Джоанна.
– Не знаю, малышка. Но обязательно узнаю. А сейчас я так счастлив, что нашел тебя целую и невредимую, да еще-и с нашим будущим ребенком в придачу, что не хочу говорить об этом. Мы снова вместе, остальное сейчас не имеет значения. Иди ко мне поближе, в мои объятия, я так давно мечтал об этом.
26
Февраль 1499 г. Замок Инверари Озеро Лох-Фаин
– Ошибка ваших охранников
Арчибальд Кэмпбелл бросил на Годфри холодный, равнодушный взгляд. Они сидели в его личных покоях в Инверари, в замке, испокон веков принадлежащем графам Аргилл. Теперешний граф позировал для большого парадного портрета, которому предназначалось украсить ряд портретов в главном зале замка.
– Маклин и его братья забрали жизни у лучших моих воинов, – невозмутимым тоном заметил Аргилл. – Не думаете же вы, что я сумасшедший.
С одной рукой на бедре, другой – на рукоятке короткого широкого меча, граф Аргилл сидел возле слабо освещенного окна, одетый в одежду своего клана. За ним на спинке скамьи было брошено знамя с его гербом, а на сиденье рядом с графом лежал огромный меч – клеймор. Медный щит, прислоненный к ножке скамьи, отражал свет десятка свечей.
– И вы еще говорите о своих лучших людях! Ха! – Годфри презрительно фыркнул. – Эндрю сказал, что братья уложили не меньше дюжины ваших доблестных воинов в течение нескольких минут. Только их полная непригодность в деле не позволила Маклину догадаться, что разбойники, которые захватили в плен девчонку, на самом деле – переодетые люди Кэмпбеллов. Мой бог! Если уж ваши люди не смогли похитить слабую девицу и трусливого парня, с ними просто нельзя иметь дела.
Годфри с досадой оглянулся на художника. Когда он только вошел в гостиную, Аргилл предупредил его, что Жан ван Артвельд не говорит и не понимает по-гэльски. Они разговаривают с ним только по-французски.
Граф, решивший увековечить свой образ для потомства, пригласил фламандского живописца, когда встречался с королем в замке Стокер. Этот коротенький, приземистый человек уже написал портреты Дункана Стюарта, графа Эппина и Джеймса Стюарта, короля Шотландии. Со стороны Кэмпбелла было чистой воды тщеславием, если не сказать хвастовством, заказать свой портрет придворному художнику сразу после того, как тот закончил портрет короля. Но, будучи достаточно умным человеком, Годфри держал язык за зубами и старался не касаться этого щекотливого предмета.
– Маклин убил восьмерых моих людей по дороге из Арханкери, – с милой улыбкой сказал граф, сдувая невидимую пылинку со своего рукава. – Так что не стоит недооценивать этого лихого вояку, мой друг. Понадобилось, по крайней мере, двадцать полностью вооруженных воинов, чтобы стащить его с лошади, разоружить и связать.
– Я бы просто перерезал горло этому негодяю, будь моя воля, – презрительно фыркнул Годфри.
Художник оторвал взгляд от своего холста, очевидно шокированный откровенной враждебностью его тона.
Не обращая внимания на плешивого иностранца, Годфри сжал кулаки, страстно желая вновь увидеть перед собой Маклина, стоящего на коленях. На этот раз уж он не станет колебаться. С того самого дня, когда он узнал,
Аргилл только улыбнулся такому проявлению бесполезных эмоций:
– Я надеялся, что брак между Маклином и леди Джоанной будет расторгнут. В действительности я собирался освободить Маклина из крепости после того, как Джоанна и Иен поженятся. Нет аргумента более сильного, чем свершившийся факт.
– У моего брата были другие планы на счет Джоанны, – с горечью напомнил ему Годфри. – Что заставило вас думать, что Эвин отказался бы от наследницы, как только брак с Маклином был бы признан недействительным?
С все возрастающим раздражением Годфри наблюдал за тем, как ван Артвельд раскладывал свои кисти и краски. Черт его возьми! Аргилл даже не потрудился проявить хоть сколько-нибудь уважения и встретиться с ним наедине.
– Вы забываете, – заметил граф все так же безмятежно, – я обладаю гораздо более сильным влиянием на короля, чем Эвин Макдональд. А без разрешения Джеймса Стюарта на брак его подопечная никогда не сможет выйти замуж, во всяком случае, брачный контракт не будет иметь законную силу. Не забывайте, здесь, в западной Шотландии, я сам себе – закон и судья!
Годфри понимал, что Аргилл прав. Граф обладал королевскими грамотами, позволяющими ему конфисковывать земли, налагать штрафы, принимать решения по поводу долгов и других спорных имущественных вопросов в других кланах. К тому же граф никогда не гнушался применять силу, если считал это необходимым. Он и члены клана Кэмпбеллов использовали всевозможные, и в том числе недопустимые, методы, действуя мечом и кинжалом, чтобы завладеть как можно большим количеством земель.
Граф опустил взгляд на свою руку, лежащую на бедре, и полюбовался кольцом с огромным рубином. При этом его губы скривились в отвратительной самодовольной улыбке, и Годфри от всей души понадеялся, что художник сумеет уловить это выражение и изобразить на портрете.
– С исчезновением Маклина, а желательно с его смертью, – продолжал Аргилл, – младший сын вождя клана Кэмпбеллов станет прекрасной партией для леди Джоанны. Однако я недооценил упорство Маклина. И на этот раз я согласен с вами, Годфри. Его необходимо убить. Поэтому я намерен предоставить вам второй шанс расправиться с королевским любимчиком.
– Но ради всего святого, какой смысл убивать его сейчас? – спросил Годфри. – Их брак не может быть признан недействительным. Потому что этот мерзавец не только вернул себе жену, но она к тому же сумела наградить его сыном.
Аргилл беспокойно задвигался и по-новому переложил складки своего пледа. Художник с озабоченным видом вышел из-за своего мольберта и, подойдя к графу, поправил все так, как было раньше. Это не понравилось шотландскому лэрду, и он вперил в маленького фламандца грозный взгляд. Ван Артвельд тут же поспешил ретироваться и спрятался вновь за своим холстом.
– Мне прекрасно известно, что у лэрда и леди Маклин родился здоровый ребенок мужского пола, – с мрачным видом проворчал Арчибальд Кэмпбелл. – Я имел крайне неприятный разговор с этим великаном в присутствии короля две недели назад. Мне потребовалась вся моя изворотливость, чтобы убедить Джеймса Стюарта, что я не имею никакого отношения к заключению его любимчика в крепости Иннишонейл.