Морской фронт
Шрифт:
В течение зимы мы не имели почти ни одной спокойной ночи Бывало, только приляжешь на командном пункте вздремнуть — телефонный звонок! С поста доносят: «На льду слышна автоматная стрельба…» Сразу не узнаешь, рота или полк лезет, а может, это уже и наступление на город? Сна как не бывало. На ледовом фронте тревога. И так почти каждую ночь.
С ледоставом увеличились, конечно, и возможности проникновения в город фашистских шпионов и диверсантов. Наши дозоры были предупреждены об этом. Однажды морозной ночью в сильнейшую метель возвращался с залива наш дозор во главе со старшиной Пономаревым. Во
Гитлеровцы всячески выслеживали наши дозоры, устраивая в ледяных торосах засады. Два наших бойца, А. Епихин и Н. Вихров, натолкнулись на такую засаду. Хотя немцев было более десяти, матросы вступили в бой, стреляли до последнего патрона, бросали гранаты, а когда кончились боеприпасы, пустили в ход ножи… Высланная с дамбы поддержка обнаружила на рассвете трупы наших бойцов. Недешево отдали свою жизнь советские моряки. Вокруг них лежало несколько трупов фашистов.
Стоило только противнику обнаружить малейшее движение наших дозоров на льду или на дамбе Морского канала, как его артиллерия немедленно открывала стрельбу шрапнелью преимущественно из района Стрельны и Петергофа. Бывало, наш лыжный отряд уже укрылся за дамбой, а фашисты еще минут десять — пятнадцать ведут огонь по пустому, безмолвному ледяному полю.
В течение почти всей зимы немцы часто и подолгу обстреливали нашу батарею № 3 на южной стенке головы дамбы Морского канала и район расположения землянок лыжников. Беспорядочная стрельба особого ущерба нам не приносила. Но однажды, 13 января, комендант Кронштадтской крепости генерал-лейтенант А. Б. Елисеев по телефону с тревогой сообщил мне, что немцы в составе не менее двух рот с орудиями только что вышли на лед, видимо, из Петергофа.
— Мы их разогнали огнем батарей… Наверно, полезут и к вам, принимайте меры, — предупредил генерал.
На ледовом фронте опять тревога… Развернули вдоль канала дополнительные лыжные резервы. «Сверху» беспрерывные телефонные звонки: «Что нового? Как дела? Что слышно? Смотрите не прозевайте!..» Как нарочно, все эти дни бушевала метель, в двух шагах ничего не было видно.
И вот 15 января наша разведка обнаружила у берега в районе Стрельны значительное скопление фашистской пехоты. Железнодорожная 120 миллиметровая батарея с Лахты немедленно открыла огонь. Гитлеровцы были рассеяны, добрая половина их осталась на льду.
Скопление пехоты противника на берегу в конце января в районе Сестрорецка тоже было рассеяно огнем кронштадтской артиллерии.
Ночи были долгие, светлого времени суток очень мало, да и частая пурга ухудшала видимость. Все это усиливало напряжение. В разных местах берега то здесь, то там выходили на лед усиленные вражеские отряды с пулеметами, но как только мы их обнаруживали, они немедленно скрывались в сторону северного или южного берега Невской губы, оставляя на льду убитых и раненых.
8 марта
Командующий ВВС флота генерал-лейтенант М. И. Самохин звонил мне:
— Чего зря выматываете мою авиацию? Ведь горючее надо беречь. Где противник?..
Не одну бессонную ночь провели мы, но наступления по льду так и не обнаружили. Немцы, видимо, пытались вести разведку или прикрывали постановку мин в канале. Попытки эти продолжались всю зиму, вплоть до начала таяния льда. 7 и 8 апреля наши дозоры вновь обнаружили на фарватере против Петергофа свежие лунки. Опять тревога… Опять тревога… Высылаем минную партию. В обнаруженных нами лунках было тогда взорвано несколько очень больших магнитных мин. Противнику так и не удалось заминировать Морской канал, чтобы прервать весной нашу важнейшую коммуникацию Ленинград — Кронштадт.
Приближалось лето, и флот готовился к новой боевой кампании. Надо было не только отремонтировать корабли, но и хорошо подготовить людей к предстоящим боям. Широко была развернута боевая и политическая учеба личного состава кораблей.
С большим вниманием слушали мы начальника разведки флота Н. С. Фрумкина, который докладывал об обстановке в стане врага. Финская пресса довольно прозрачно намекала на необходимость заключения мира. Больше того, финны даже угрожали Гитлеру сепаратным миром, если им не будет оказана помощь войсками и продовольствием. И это всего лишь через полгода войны!
Позднее Фрумкин рассказал о совещании в ставке Гитлера 13 февраля 1942 года. На нем шла речь об уничтожении Балтийского флота зимой во льду. Немецкое военно-морское командование предлагало с этой целью вести «беспрерывные атаки по русским военно-морским силам в Ленинграде и Кронштадте армейской артиллерией и военно-воздушными силами Германии».
Обстановка, таким образом, вновь осложнялась. Места стоянок наших кораблей противнику были известны. Переставить их в условиях тяжелого ледостава мы уже не могли. Усиление маскировки и даже зенитного прикрытия не спасало корабли от артиллерийского обстрела. Оставалось лишь усилить контрбатарейную борьбу.
Весенний ветер
Фашисты выпустили по Ленинграду в марте 7380 снарядов. Корабли получили ряд повреждений. Так, 23 марта немцы вели ожесточенный огонь по Балтийскому заводу и по стоявшему около завода линкору «Октябрьская революция». Имея все данные о месте расположения кораблей, пристреляться по таким большим площадям не представляло труда. Два 152-миллиметровых тяжелых снаряда попали в линкор: один — в радиорубку, другой — в палубу. Повреждения были невелики, но при обстреле погиб один радист и двое было ранено. Значительные разрушения имелись в цехах завода.