Морской курорт
Шрифт:
– Это его кровь.
– Чего?
– Того, он спереди сидел?
– Ну да, а что?
– А то, что в нем сейчас столько стекла, что впору вместо окна использовать. Чудо, что он от кровопотери еще не умер. Но если вам надо ехать, то, конечно же, задерживать не буду.
– Вы серьезно?
– Сами посмотрите.
– Твою ж!
Встревать в разговор уже нет сил, слова просто не выходят из меня. Самое странное то, что я совершенно не чувствую того, что во мне какое-то стекло и что я теряю кровь. У меня просто странная слабость по всему телу,
– Так, как вас зовут?
– Марк.
– Хорошо, Марк, сейчас мы вас переложим на носилки. Будет больно.
– Аааах, ты ж!
– Тише, тише, сейчас мы вас поместим в машину и там вколем обезболивающие.
– А почему до этого нельзя было?
– Чтобы вы не отключились раньше времени. Лучше, если вы будете всегда в сознании.
Хоть эта хрень и на колесах, но я почему-то чувствую каждый их шаг, будто они по мне шагают своими ботинками с очень плотной и тяжелой подошвой. Всегда забавляла одежда простых и честных рабочих, что она недалеко ушла от той же самой военной экипировки. Плотная, но легкая ткань, большая тяжелая обувь, десятки килограммов экипировки сверху. Если это не подсознательная подготовка к тому, чтобы в любой момент пойти маршировать с винтовкой в какую-нибудь восточную страну, то я даже не знаю.
– Марк, слышишь меня? Не отключайся.
– Я тут, просто задумался.
– Ох, дружище, именно этого делать сейчас не стоит. Сначала задумался, потому просто закрыл глаза, чтобы удобнее думать было, а потом думают уже за тебя и о тебе каждое двадцать седьмое число, когда случайно встречаются родственники. Так что давай-ка ты свои размышления отложишь и просто поболтаешь со мной. А лучше все размышления вслух, пожалуйста. Услышал?
– Да, господин врач. Кстати…
– Кларк.
– Кларк?
– Кларк.
– Интересно.
– Что именно?
– Меня мама так хотела назвать?
– Почему передумала?
– Потому что умерла.
– Хреново это.
– Не стоит.
– Чего не стоит?
– Обычно говорят, что соболезнуют или что очень жаль.
– А, ты про это. Не, мне плевать, я же чужой человек. Не знаю ни тебя, ни твою мать не знал.
– Согласен полностью. Примерно так и отвечаю всем.
– Только не говори сейчас, что между нами очень много общего и всякое такое.
– Даже в мыслях не было.
– Врешь.
– Ну есть немного.
– За то долгое время работы на скорой помощи, я повидал таких, которые в, якобы, их самый тяжелый момент начинают во всем видеть знаки и влияние руки судьбы.
– Это не самый.
– Не самый?
– Не самый.
– Что не самый?
– Ну ты сказал, что люди обычно в самый тяжелый момент своей жизни начинают вот этой херней заниматься. Так вот, это мой не самый тяжелый момент.
– Правда? Скажу тебе честно, что я не уверен, что мы тебя довезем.
– Даже, если ты начнешь меня сейчас душить или избивать капельницей, все равно не самый.
– Серьезно? Что же
– Ну если исключить ту часть, где я год с лишним провел в окружении наркоманов и психов за железными воротами, то даже тогда наберется десяток историй покруче, чем этот дрянной пит стоп. Дело в том, что я из очень состоятельной семьи, а отцу было на меня плевать, вот и приходилось себя как-то занимать, в то время, как всех других детей, папаши учили кататься на велосипеде и пользоваться презервативами.
– Ну и какая история самая жесткая?
– Периодически в моей жизни появлялся один человек, который полностью переворачивает мою жизнь и выводит тусовки и возможность получение кайфа на совершенно иной уровень. Как-то мне приходилось выживать в пустыни три недели, потому что в мой самолет попал бульдозер.
– Кхм… прости что?
– Самый обыкновенный бульдозер, желтый такой.
– Ты серьезно?
– Ну да. Если ты хочешь узнать, откуда он взялся в небе…
– Да неее, ты что, тут все итак понятно.
– Над нами пролетал самолет, который перевозил строительную технику. И вот у них случилась там авария, после чего пошел дождь из фургонов, тягачей, тракторов и так далее. Один из бульдозеров влетел в наш самолет, и мы рухнули в пустыню.
– Интересно узнать, как ты там выживал.
– Да выбирать особо не приходилось. По правилам перевозки, всю технику транспортировали без топлива, поэтому она была максимально бесполезна, кроме как укрытие от солнца и ветра.
– А чем же питался ты там?
– К моему счастью на дожде из тачек авария на том борту не закончилась и в итоге он и сам упал. Когда в моем самолете уже нечего было есть, пришлось идти в сторону крушения второго.
– И там была еда?
– Ну почти.
– Это как?
– Еды на грузовом самолете не оказалось, но к моему спасению там было много работн…
– Эй, Кларк! У нас колесо пробило!
– Вот же черт! Что с запаской?
– Запаску мы утром поставили, в сервис только вечером.
– Ну что ты будешь делать. Как же нам везет сегодня.
– Я свяжусь с диспетчером и вызову нам подмогу.
– Что, не доеду я?
– Доедешь, Марк, не дрейфь. Если не везет нам, это не значит, что тебе тоже. Твое время еще придет, но не сегодня.
– Звучит весьма судьбоносно.
– Звучит весьма по шаблону. Сейчас я тебе свою кровь солью, у нас она одна.
– Я все оплачу потом.
– Если выживешь, конечно.
– Ну да, если выживу, естественно.
Занятно, что мы и правда чем-то отдаленно похожи. Внешность его описать сейчас сложно, потому что я почти ни черта не вижу, только мутные пятна и проблески света повсюду. Но голос, некая манера речи, то как он голосом играет. За время пребывания среди психов после бурных отрывов, я нашел себе такое развлечение, как изучение повадков и манеры речи. Поэтому уже знаю, на что нужно обращать внимание и как это все исследовать. Хотя, если вдруг я действительно тут подохну, то этот мой навык совершенно бесполезен… хотя, даже, если я выживу, то он все равно бесполезен.