Морской орел
Шрифт:
Он сделал паузу, но никто ничего не сказал, и он продолжал:
— Если говорить о Сарандаки и других, мы никогда не рассчитаемся за них сполна. Жизнь Сарандаки — дорогая цена для такого малого дела. Но все наше большое дело состоит из малых дел. И если человек способен рассуждать, да и чувствовать тоже, он знает, что про метаксистов нам ни на минуту нельзя забывать. Англичане не могут примириться с железноголовыми, и точно так же мы не можем примириться с метаксистами и с железноголовыми тоже.
Он подходил к концу. Он додумывал
— Мы готовимся, пока Железноголовые еще не пришли. Они могут прийти завтра, послезавтра, в любой день. Самое важное для нас сейчас — это дождаться ответа от англичан. А тогда мы будем точно знать, что нам нужно делать. В конце концов мы зависим от чужой большой силы, без нее железноголовых не одолеть. Но мы должны делать свое дело здесь, потому что это важно для нас самих. Так же, как и раньше. Тогда мы шли против Метаксаса. Теперь мы идем против обоих братьев, старшего и младшего. И это будет наш расчет за Сарандаки и других. Малыми делами — такими, как Гавдос.
— Мы потеряли три лодки. Я не знаю, где Талос из Сирноса. Он не пришел в бухту Хавро Спати, и я ничего не знаю о нем. Мы потеряли две большие плоскодонки и лодку Лактоса, сына Менианда. А свою лодку я должен отдать австралос и инглези за ту помощь, которую они нам оказали. Вот тот, с рыжими волосами, это он заставил замолчать форты. А Нис, сын Галланоса, сумел привести лодку к берегу, потому что из минометов с моря стрелять нельзя. Я дал обещание и сдержу его. Лодка принадлежит им. Они не могут ждать, пока вернется. Экса. Железноголовые скоро придут сюда.
— Вместо Экса приехали другие, — сказал кто-то из толпы.
Это сразу подвело черту и поставило точку. Все сошли со своих мест и окружили Хаджи Михали, как будто кончился урок и теперь речь уже пойдет о другом.
— Из Египта приехало четверо, — сказала какая-то женщина. — Они сидят в той хижине, где склад губок.
— А Экса не вернулся, — сказал один мальчик.
— Они знают что-нибудь об Экса? — Хаджи Михали как будто сразу опомнился. Он уже проталкивался сквозь толпу, видимо решив сразу же идти к хижине.
— Они ничего не говорят. Они ждали тебя.
— Это англичане прислали их.
— Они скажут только тебе, — сказала та же самая, женщина. — У них есть оружие, и двое из них — афиняне. Они не разговаривают, только все время просят есть, — целую гору съели, пока дожидались тебя.
Хаджи Михали шел, не останавливаясь. Люди, мимо которых он проходил, громко разговаривали между собой, кое-где плакали женщины. Ловцы губок стояли в стороне, группой человек в пятнадцать, обособленной и неподвижной.
Хаджи Михали подошел к ним.
— Мне очень жаль, — сказал он. — Примите мою дружбу.
— Я принимаю ее, Хаджи Михали, — сказала одна женщина.
Она была такая же загорелая, как и мужчины, с широким
— Когда теряешь такого человека, нет слов утешения даже для жены его, — сказал Хаджи Михали.
— Я понимаю твои чувства, — сказала она.
Остальные дожидались в стороне. Там были двое мужчин, совершенно седые, хоть и не старые еще (ловцы губок не доживают до старости), женщина со скуластым лицом и целая куча черных от загара ребятишек. У всех большие, широко раскрытые глаза.
— Вы теперь останетесь в Литтосе, — сказал он им.
Никто не ответил. Жена Сарандаки только пожала плечами в знак того, что у нее нет другого выхода.
— Прими мою дружбу и располагай мною, — сказал опять Хаджи Михали.
— Благодарю тебя, — сказала она.
И Хаджи Михали пошел дальше, к хижине, где был склад губок.
Нис рассказал Берку и Стоуну о тех четверых, что прибыли из Египта, и они все пошли за Хаджи Михали посмотреть, в чем там дело.
31
В хижине сидело четверо греков. С ними был старик солдат, тот, который не ездил на Гавдос. Когда Нис, вместе с Хаджи Михали и с обоими австралийцами, вошел в хижину, один из греков разговаривал со стариком по-английски. Увидя, что в хижину входят незнакомые люди, все они поднялись на ноги. Первое впечатление от них у Ниса было самое неопределенное. Бросилась в глаза только самоуверенная манера держаться, отличавшая одного из них. У него были черные волосы, черная небольшая бородка и бархатные глаза. Тип красивого афинянина. Это он говорил по-английски.
Остальные трое были греки как греки. Один толстяк, чванливый и надутый, с волосами, даже сейчас аккуратно расчесанными на пробор.
Двое других казались помоложе. Один был без особых примет. Другой — тщедушный и малокровный на вид.
Они приветствовали Ниса и других обычным калимера и строго уставились на Хаджи Михали.
Старик солдат объяснил австралийцам, что эти люди прибыли из Египта.
— Это ты — Хаджи Михали? — спросил наконец один из приезжих.
Обращение на «ты» при данных обстоятельствах было очень бесцеремонно. Нис, как и Хаджи Михали, сразу же насторожился.
— Да, я, — ответил Хаджи Михали коротко, но вполне вежливо.
— Мы приехали из Египта.
— От англичан?
Никто из четверых не ответил. И с этого началось.
— Мы о тебе слыхали, — сказал один, упорствуя в своей бесцеремонности.
— Я послал в Египет человека по имени Экса, вы видели его?
— Нет, мы ничего об этом не знаем, — сказал красивый.
— Откуда же вы узнали, где меня найти?
— Нас послали сюда. Больше мы ничего не знаем. — На этот раз говорил тщедушный.