Морской разбойник. Морские разбойники

Жаколио Луи

Вот почему вполне понятно, что обе женщины проводили теперь целые дни на верхней палубе на своем обычном месте, где они были защищены от знойных солнечных лучей. Понятно, почему они томительно разглядывали в особенности те из островов, между которыми "Дельфин" проходил время от времени.

Каждый поворот корабля, заставлявший думать о его намерении приблизиться к тому или другому из берегов, заставлял сильнее биться их сердца… Их взгляды тогда встречались, и они понимали друг друга без слов; но чем чаще загоралась в них надежда, тем больше они

чувствовали себя обманутыми.

Все эти движения корабля представляли собою только известного рода маневры, вызванные ветром или фарватером, и не было никаких признаков, серьезно указывающих на то, что корабль намерен был куда-нибудь пристать и вообще бросить якорь.

Наконец, когда корабль без всяких приключений прошел мимо всей цепи островов и последняя полоска земли, освещенной заходящим солнцем, мало-помалу исчезла на далеком горизонте, погрузившись в море, тогда и последняя надежда в сердцах обеих женщин погасла также, и они впали в отчаяние.

Затем они оставили палубу и тихо спустились в свою каюту, где царила тишина и только слышен был шум волн, ударяющих о борт. И вот они стояли теперь друг против друга, и каждая читала в глазах другой тоскливый вопрос: что с нами будет? Но обе они сознавали, что лучше пока даже не задавать себе этого вопроса, и, не сказав ни слова, они со слезами на глазах крепко прижались друг к другу.

Вновь наступило утро, и яркое солнце опять взошло над королевским морем. Безоблачное синее небо раскинулось огромным сводом над лазурной поверхностью, и волны разбивались о носовую часть корабля, рассыпаясь вокруг сверкающими искрами.

На палубе корабля, словно по волшебству, все вдруг изменилось. Тревога, так ясно отражавшаяся на лицах всех людей, теперь сразу уступила место всеобщей беспечности и веселому настроению. Весело и бодро звучали слова команды, ответы людей, и все работы на палубе снова оглашались матросскими песнями.

"Дельфин" опять, по-видимому, шел вперед, не преследуя никакой прямой цели. Паруса мало-помалу были сложены, и корабль, предоставленный течению, продвигался вперед, покачиваясь на волнах. Капитан стоял на борту, небрежно опершись на перила, и без особого внимания следил за исполнением своих последних приказаний. Потом он устремил взгляд вдаль с видом человека, которому в настоящий момент не о чем больше заботиться.

Немного погодя он обвел глазами корабль со всеми его снастями и людей, разместившихся группами на шканцах, на баке и т. д., где кому было удобнее, причем в отдельных группах слышны были болтовня и смех. На лице капитана отразилось удовлетворение, и, медленно повернувшись, он направился к нижней палубе, где находилось убежище, предоставленное им в распоряжение обеих дам.

Мистрис Эллис между тем задумала известный план действий. Она решила тщательно скрыть свое беспокойство и таким образом, не обнаруживая перед капитаном свое недоверие, постараться как-нибудь в разговоре выведать, какая судьба их ожидает.

Поэтому, когда подошел этот человек, державший их будущее в своих

руках, она, проявив большое присутствие духа, встретила его, сохраняя полное спокойствие и как бы не имея никаких причин на что-нибудь жаловаться. Но тем не менее ей трудно было найти надлежащий тон, так как в течение последних дней они только раскланивались и не обменялись ни словом.

Между тем капитан, по-видимому, расположен был поговорить. Прежде всего не надо было, чтобы он заметил, что они догадались о настоящем характере корабля и о его капитане, а потому, когда пират, вежливо раскланявшись, подошел к ним, она встретила его как бы легким упреком.

— Правду сказать, капитан, я думала, что вы нас высадите на одном из этих островов, но, по-видимому, вы нашли место и время для этого неподходящим. Нам совестно, наконец, пользоваться так долго вашим гостеприимством и злоупотреблять вашей любезностью, тем более, что вы уступили нам свою каюту.

— Вы напрасно беспокоитесь, леди, моя каюта исполняет теперь свое лучшее предназначение, — возразил Морской Разбойник с любезной улыбкой. — Ваше общество доставляет мне огромное удовольствие, и, насколько от меня зависит, я желал бы продлить его возможно дольше.

— Ваша любезность не удивляет, так как вы нас давно уже приучили к ней. Поверьте, капитан, что мы умеем ее ценить.

Капитан поклонился и хотел что-то возразить, но она продолжала:

— Пусть так, но если это даже не одна только любезность, вы, во всяком случае, не так себялюбивы, чтобы отнять радость свидания с нами у тех, кто нас ждет с таким нетерпением. Вы, конечно, должны подумать о наших близких родственниках. Генерал Грэйзон ждет не дождется свидания с дочерью, и Гертруда умирает от нетерпения обнять своего отца. Если у вас, капитан, есть близкие люди, если вы знаете, что значит долгая разлука с ними, вы, конечно, сделаете все, что только в вашей власти, чтобы не мучить эту девушку.

Морской Разбойник ничего не ответил.

Как в то утро, когда на корабле произошел бунт, он стоял, отвернувшись, с каким-то странным выражением в глазах, точно хотел что-то вспомнить, и тень на его лице выдавала затаенное душевное страдание.

Мистрис Эллис, конечно, не могла знать, какие чувства владеют им в эту минуту, но по его лицу она видела, что в его душе происходит борьба и что ее слова затронули больное место. По-видимому, это был удобный случай повлиять на его решение, и необходимо было этим воспользоваться.

Но, прежде чем она открыла рот и начала говорить, он вдруг повернулся к ней и в упор посмотрел на нес. Некоторое время он разглядывал ее черты, как будто искал в них что-то забытое, как будто перед ним носились обрывки воспоминаний и тени полузабытых образов…

Наконец он спросил ее глухим и мягким, точно не своим голосом:

— А вы, сударыня… кто вас ожидает?

— Меня? У меня почти никого нет на свете. Мои родители давно умерли, а единственный брат…

— Значит, у вас был брат, — прервал он ее.