Морской солдат
Шрифт:
– Эх ты, сено-солома! Я ж говорю тебе, от Березовки до Дубровки верст десять, а то и поболе. А ты мне опять свое – она за Волчьей горой… За Волчьей горой – Дубовка, а не Дубровка, – усердно объяснял он.
Минский заострил внимание на первых сказанных словах Овечкина и тут же повторил их:
– Сено-солома, сено-солома… – Затем, повернувшись к капралу, озвучил пришедшую ему в голову идею: – Юрген, а что, ежели сено – энто лево, а солома – право? Мужичкам нашим деревенским слова сии ведомы всем. Чай, не спутают. Левой-правой! Сеносолома!
Капрал, немного задумавшись,
– Левой-правой! Сено-солома! Хм… Что ж… хорошо, Яков. Я это буду пробовать. – Заинтересовавшись идеей, вскоре капрал покинул общество поручика и нехотя, через силу, направился к своим «заскучавшим» по муштре рекрутам.
– Клюев! – поднимаясь со скамьи, Минский окликнул старого солдата.
– Я, вашбродь!
– Давай перекличку!
– Слушаюсь!.. (И – новоприбывшим рекрутам:) Внимание всем! Слушай команду! – сурово загорланил Клюев, доставая из кармана кафтана изрядно помятый список. – В две шеренги… станови-ись!.. Ровнее!.. Перекличка!..
– Арсеньев!
– Я!
– Троегубов!
– Я!
– Белозеров!
– Я!
– Овечкин!.. Овечкин! – дважды крикнул Клюев.
– Эй, ваше благородие! Едрит твою налево. Овечкин! – рявкнул Минский, уставившись на Лешку, который с невеселым любопытством разглядывал неуклюжие действия рекрутов в поле.
Никита ткнул Лешку локтем.
– Я! – наконец-то откликнулся Овечкин.
– Что, не терпится оказаться средь них?.. Потерпи чуток. Вскорости окажешься, – «утешил» его поручик.
– Жарый! – продолжал Клюев.
– Я! – пробасил Никита.
– Глебов!
– Я!
– Скоблев!
– Я!
Перекличка продолжалась…
– Бамбуров! – вдруг кто-то в стороне в чине майора недовольным голосом окликнул незнакомого полноватого поручика.
– Я, господин комендант! – отозвался тот.
– Ты на кой ляд привез недорослей? – майор вытянул руку и пальцем указал на пятерых, тощих до ужаса, совсем юных мальчишек, с испуганным видом стоящих у барака. – Ты в своем уме, поручик? Им всего-то по четырнадцать годков.
– Ваше высокоблагородие, дак иных-то не было, – стал оправдываться поручик. – Недоимка и так велика.
– Ты что, совсем дурак? Ежели твоя голова полетит, хрен с нею. А свою подставлять мне недосуг. Отправляй их обратно, – сурово распорядился майор.
– Так я, – пытался возразить поручик.
– Отправляй, тебе сказано! – настойчиво повторил комендант рекрутской станции.
– Слушаюсь! – недовольно проворчал поручик.
Закончив с Бамбуровым, майор подошел к Минскому.
– Яков, у тебя что?
Минский достал бумаги по даточным людям и передал их коменданту. Майор прищурился и суровым взглядом бегло окинул прибывшую партию рекрутов, затем уткнулся в бумаги.
– А энто что? – поинтересовался он, увидев среди бумаг незнакомую форму документа.
– Сие, господин комендант, сержант лейб-гвардии Преображенского полка Щепотев ходатайствует по тем двоим – записать их в морской полк графа Головина.
– Щепотев? – майор задумался и тут же, вспомнив своего старого знакомого сержанта, хитро усмехнулся: – Михайло, что ли?.. Ну, сержант, сукин сын,
– Так точно, господин майор… Клюев, Ивашкин ко мне!
На следующий день поручик Минский, покидая со своими солдатами рекрутную станцию, услышал вдруг со стороны плаца громкий голос уже знакомого ему унтер-офицера:
– Сено-солома! Левой-правой! Сено-солома! Левой-правой! Сено!.. Сено!.. Левой!.. Левой!..
Устремив взгляд в поле, поручик без труда нашел группу рекрутов, с которой занимался Юнгер. К левой ноге каждого рекрута был привязан пучок сена, а к правой – пучок соломы. В этот раз недовольный голос немца доносился значительно реже, нежели днем раньше.
– Сено-солома… Хм… Кажись, получилось, – удивленно покрутил головой поручик.
Старый солдат Клюев тоже услышал где-то за бараками странные команды. С любопытством заглянул за угол.
Оказавшийся рядом солдат Ивашкин пригляделся и расхохотался:
– Тимофей, ты глянь, энто чего там… навязано-то?.. Хохма, да и только.
– Ивашкин, ты что, глухой? Что навязано?.. Слышишь?.. Сено там и солома. – пояснил поручик, сидящий уже верхом.
– Для чего энто, ваше благородие? – не понимал Ивашкин.
– Для пользы ради, – улыбаясь, кратко ответил Минский.
И вдруг с плаца до него донесся такой истеричный вопль, что резнуло ухо: «Ереме-ей!..» Поручик присмотрелся. Перед строем рекрутов вновь появился мордастый, с нависшими веками солдат с хлыстом в руке. Улыбка с лица поручика тут же исчезла, и он обреченно произнес:
– Что палка, что сено-солома, – все едино, муштра. Поехали.
И вскорости три всадника, завершив свою работу отводчиков в нынешнем рекрутском наборе, покинули пределы рекрутной станции, держа путь на Санкт-Петербург.
Глава 9. Указ для фельдмаршала
16 января 1706 года. Казань.
Генерал-фельдмаршал Шереметев с уставшим видом сидел за столом в просторной избе своего временного штаба в Казани и знакомился с указом царя Петра. Перед ним стоял сержант Щепотев. Поодаль за ним, у входа, – денщик фельдмаршала Зубов.
– …Ныне посылаю к вам указ с сержантом господином Щепотевым, – прочитав вслух одну из первых строк, фельдмаршал приподнял глаза и подозрительно покосился на сержанта, – коему велено быть при вас на некоторое время. И что он вам будет доносить, извольте… м-м-м, чинить… – Шереметев нервно закашлял, бросив исподлобья недовольный взгляд на сержанта. – Ему и при нем четырем солдатам провиант и конский корм велите давать в достатке. – Закончив читать одно послание, фельдмаршал неторопливо развернул другое. Его читал он не спеша, уже про себя, лишь шевеля губами. Видно было, как он что-то в письме сосредоточенно перечитывал дважды.