Морской волк (сборник)
Шрифт:
Кашляя и задыхаясь, я наконец добрался до койки Вольфа Ларсена. Я нащупал его руку. Он лежал без движения, но когда я прикоснулся к нему, слегка вздрогнул. Я ощупал всю его постель, но не заметил ни особой теплоты, ни признака огня. Но откуда-нибудь должен же был исходить этот евший мне глаза и душивший меня дым! Я совершенно потерял голову и бессмысленно метался по кубрику. Больно ударившись о стол, я наконец опомнился и сообразил, что прикованный к месту человек мог зажечь огонь только возле себя.
Я вернулся
– Ступайте на палубу, – решительно приказал я.
– Но, Гэмфри… – непривычно хриплым голосом запротестовала она.
– Пожалуйста, пожалуйста, – крикнул я.
Она послушалась меня, но вскоре я услышал ее сдавленный голос:
– О, Гэмфри, я заблудилась!
Я нашел ее у переборки и, подхватив ее, помог ей подняться по лестнице. Чистый воздух показался нам дивным нектаром. Мод была лишь слегка одурманена, и я оставил ее лежать на палубе, а сам вторично нырнул в люк.
Источник дыма должен был находиться где-то возле Вольфа Ларсена. Я был уверен в этом и прямо направился к его койке. В то время как я шарил среди одеял, что-то горячее упало мне на руку и обожгло ее. Я отдернул руку и понял. Через трещины в дне верхней койки Вольф Ларсен поджег матрац. Настолько он еще владел своей левой рукой. Сырая солома, подожженная снизу и лишенная притока воздуха, все время тлела.
Когда я стащил матрац с койки, он развалился и вспыхнул пламенем. Затушив горевшие остатки соломы на койке, я выбежал на палубу, глотнуть свежего воздуха.
Достаточно было нескольких ведер воды, чтобы затушить горевший на полу матрац, и через десять минут, когда дым рассеялся, я позволил Мод сойти вниз. Вольф Ларсен был без сознания, но вскоре свежий воздух привел его в себя. В то время как мы хлопотали около него, он знаками потребовал бумаги и карандаш.
– Прошу не мешать мне, – написал он, – я улыбаюсь.
– Я все еще частица закваски, как видите, – написал он немного позже.
– Я рад, что вы теперь такая ничтожная частица, – сказал я.
– Благодарю вас, – письменно ответил он. – Но мне еще намного нужно уменьшиться, чтобы умереть.
– И все-таки, я весь здесь, Горб, – написал он потом. – Я мыслю яснее, чем когда-либо. Ничто не отвлекает меня, я могу хорошо сосредоточиться. Я весь здесь.
Это было как будто вестью из могильного мрака, ибо тело этого человека стало его гробницей. И в ней, в этом странном саркофаге, жил и трепетал его дух. Он будет жить и трепетать, пока не порвется последняя связь, и, кто знает, не будет ли он жить и трепетать и после этого?
Глава XXXVIII
– Мне кажется, у меня отнимается и левая сторона, – писал Вольф Ларсен на следующее утро после попытки поджечь корабль. – Онемение все возрастает. Мне
– Вам больно? – спросил я.
Мне пришлось повторить свой вопрос громче, и лишь тогда он ответил мне:
– Не все время.
Левая рука его медленно и с явным трудом двигалась по бумаге, и нам было крайне трудно разбирать его каракули. Это было похоже на письмо духов, демонстрируемое на сеансах спиритов, по доллару за вход.
– Но я еще здесь, я весь здесь, – еще медленнее нацарапала рука.
Он уронил карандаш, и нам опять пришлось вложить его в ослабевшую руку.
– Когда боли нет, я чувствую полный мир и покой. Никогда я не мыслил так ясно. Я могу размышлять о жизни и смерти, как индусский мудрец.
– И о бессмертии? – громко спросила Мод, наклоняясь над его ухом.
Три раза его рука пробовала написать ответ, но безуспешно. Карандаш вываливался из его пальцев, и мы напрасно вновь вкладывали его. Тогда Мод своей рукой придержала его пальцы, и он огромными буквами, затрачивая на каждую по нескольку минут, вывел:
– «В-з-д-о-р».
Это было последнее слово Вольфа Ларсена, до конца сохранившего свой скептицизм. Рука упала, и тело слегка шевельнулось.
Потом движения совсем прекратились. Мод отпустила руку, и карандаш, выпав из растопыренных пальцев, откатился в сторону.
– Вы еще слышите? – крикнул я, держа его руку и ожидая пожатия, которое означало бы «да». Ответа не было. Рука омертвела.
– Он, кажется, еще шевелит губами, – сказала Мод.
Я повторил свой вопрос. Губы зашевелились. Мод дотронулась до них кончиками своих пальцев. Я еще раз повторил вопрос.
– Да, – сообщила Мод.
Мы выжидательно переглянулись.
– Какой смысл в этом? – спросил я. – Что можем мы сказать ему?
– О, спросите его…
Она запнулась.
– Спросите его о чем-нибудь таком, на что он должен был бы ответить «нет», – предложил я. – Тогда мы будем знать наверное.
– Вы голодны? – крикнула она.
Губы шевельнулись под ее пальцами, и она объявила: «да».
– Хотите мяса? – был следующий вопрос.
– «Нет», – ответил он.
– А бульону?
– Да, он хочет бульону, – спокойно проговорила она, глядя на меня. – Потом он еще слышит, мы можем сноситься с ним, а потом…
Она взглянула на меня. Губы ее дрожали, и на глазах стояли слезы. Вдруг она покачнулась, и я должен был поддержать ее.
– О, Гэмфри! – всхлипывала она. – Когда же это кончится? Я так устала, так устала!
Она положила голову на мое плечо, и все ее хрупкое тело сотрясалось от рыданий. Она была, как перышко, в моих объятиях, такая нежная и хрупкая.
«Не выдержала, бедная! – подумал я. – Что я буду делать без ее помощи?»