Морской волк. 1-я Трилогия
Шрифт:
Нет, герр генералы не были пораженцами-вредителями и агентами французского империализма. Они просто искренне не понимали специфики новых условий, когда мало каждому делать свое дело на своем месте, но, еще и надо играть на общую обстановку, на соседа. Ладно, что сам Клюк увлекался тем, что шахматисты называют «пешкоедством», здесь и сейчас. Но, хуже всего было то, что командармы-шесть и семь, Рупрехт и Зееринген, вместо того чтобы стоять в обороне на левом фланге, ломанулись вперед как бешеные носороги, гоня французов на запад к Парижу — туда, где им по плану Шлиффена категорически не следовало бы быть! А Главком и Генштаб смотрели на это безобразие с олимпийским спокойствием, чем навести порядок. Проблемы со связью — а это трудно было заранее предусмотреть? А можно было еще проще. Как
Но, удача, и боги войны отвернулись от Германии. Ведь ВСЕ уроки той, прошедшей войны, были тщательно проанализированы и учтены. Все — военные уроки. Организация, управление и связь в вермахте на этот раз стояли гораздо выше, чем у французов и англичан. «Французские дирижабли, якобы бомбившие немецкие города» — и налет на Фрейбург в мае 1940. Единственный цеппелин над непокорным Льежем — и бомбежка Роттердама. Ускоренный марш правого крыла — и танковые клинья. Переодетый германский «спецназ» в Льеже — и Эбен-Эмайль, парашютисты на голландских мостах. Прорыв танковой группы Гудериана был по сути сражением у Самбре в августе 1914, на новой технической базе, доведенным до логического конца. Список можно продолжить — но, что получила Германия в результате? В ту войну фронт был на чужой территории, вне собственно германской земли, на немецкие города не падали бомбы, Берлин не был взят, а условия капитуляции были намного более щадящими. Все уроки были напрасными — Германия навсегда утратила благосклонность богов войны. (Первый блицкриг).
— Вот — все немецкое мышление. Если бы тогда победили. А вот представим — что было бы если, сороковой год, в четырнадцатом! «Шлиффен» полностью удался — 4 сентября 1914 года Париж был взят, Галлиени погиб в развалинах, а Жоффр застрелился. Франция капитулировала, полностью потеряв боевой дух (память о разгроме 1870 была еще сильна; мог сработать психологический комплекс поражения и образ неодолимого врага). Но, оставались еще — Англия, до которой не добраться, и Россия, заканчивающая мобилизацию. «Мы вернемся домой до листопада» — по пути на Восточный фронт. В 1914 у немцев не было аналога плана «Барбаросса» — и при всех недостатках русской армии очевидно: взять Москву и Питер никак бы не получилось, тем более быстро. «Русских невозможно победить, хотя и России трудно быть победительницей». В пятнадцатом году немцы сосредоточила главные усилия на востоке — но, не дошли даже до Смоленска, ни Киева. Так что и раньше вышло бы — позиционный фронт у Минска и Полтавы, где русская кровь защищает за английские деньги интерес британского капитала. «Если мы видим, что побеждает Германия — помогаем России, если Россия — Германии». Затем, после нескольких лет бойни — скорее всего, опять революция, сначала в России, затем в Германии. И все как в той истории — что изменилось?
— Да, тенденция, однако… Победы без пользы — и капитуляция в конце. Слушай — а ведь если подумать, Германии в веке двадцатом еще больше чем России досталось! Два разгрома с оккупацией, расчленение с отторжением, запрет иметь армию, немцы заграничные людьми второго сорта — и все это с позиции второй или третьей державы мира!
— Простите, не понял. Вы немцев жалеете?
— Никак нет, товарищ комиссар третьего ранга. Просто рассуждаю о том, что по сути, у нас и них одна историческая судьба. И одна беда — наглосаксонское кидалово. А посему будет разумно — Германская ССР в составе послевоенного Союза. Чтобы отныне — вместе. Естественно, после того, как всех запятнавших себя против нас — мы найдем и повесим.
— Или заставить их урановую руду копать. Своих-то жалко, чем они виноваты, ну разве что предатели, враги народа и всякие там «лесные братья». Загнать туда всех бывших эсэсовцев, гестаповцев,
— Тьфу! Петрович, аппетит не порть! Это тебе Сирый рассказал?
— Нет, мужики, в самом деле. Объявить о высшей гуманности — отмены смертной казни. Вместо нее, десять лет рудников — ну а что никто не доживет, мы-то при чем? Новодворскую бы туда. И всяких там либерастов, дерьмократов, правозащитников, отцов приватизации, акул отечественного капитализма.
— Смотрю я на вас, товарищи потомки, и удивляюсь. Кажется мне, что вы тех, кто во времени вашем остался, а также союзников наших, гораздо больше ненавидите, чем фашистов.
(вот блин! Анечка! Смотрит, и слушает — даже кулачок сжатый в рот засунула, и слово боится пропустить. Ну, Петрович, язык без кости — что я теперь девочке про светлое будущее расскажу?)
— А это уже личное, товарищ комиссар третьего ранга. Все ж немцы, в нашем времени, никогда нам серьезных проблем не доставляли, скорее союзниками были, и не самыми худшими. Ну не выходит у них — прикидываться друзьями, лицемерить. Немец придет открыто — буду вас убивать и грабить, поскольку вы недочеловеки, и должны быть мои рабы — огребет от нас по полной, станет нам союзником. А вот американец придет, с улыбкой, «френдз», жвачку даровую будет раздавать, гуманитарной помощью — вот только после как-то незаметно окажется, что вы кругом ему должны, что все ваше имущество уже его, что вам вот это запрещено, а вот в это вам надлежит верить, и детей учить как вам укажут, и жить как разрешат — ну а если помрете, ай эм сори, ваши проблемы! Насмотрелись мы на такое — не забудем! Как и то, что паровозы надо давить, пока они еще чайники — и Америка сейчас еще не та, что в двухтысячном.
— Ну товарищи, про это у нас разговор еще будет, раз сами вы начали. Поскольку тема очень интересная. Но, поскольку война у нас пока что с немцами, там любопытно мне, чего ж они не учли, какой урок, на ваш взгляд?
— Да самый простой! Что там говорил Ильич — «война есть продолжение политики, иными средствами»? Политика определяет цели войны, друзей и врагов, «с кем», «против кого», «за что». И если цель поставлена неверно — все дальнейшее геройство бессмысленно. Главная ошибка и немцев, и Наполеона, и смею надеяться, пиндосов двадцать первого века — это слишком много ставить на военную мощь, считая что она дозволяет все. В результат, рано или поздно, оказываешься один против всех — и силы уже не хватает. «Последний довод королей» у немцев слишком часто оказывался, если не единственным, то первым (у Бисмарка лишь было иначе). Результат — очевиден.
Войдя в город, немцы первым делом арестовывали мэра, бургомистра, священника, всех наиболее уважаемых граждан — и объявляли, что заложники будут расстреляны при любом акте сопротивления на этой территории. Равно как и все, у кого найдут оружие, кто укрывает у себя французских или бельгийских солдат, кто покажет неповиновение в любой форме. И очень часто убивали просто для устрашения, чтобы пресечь саму мысль о сопротивлении. В городе Тамине немцы без всякого повода расстреляли четыреста жителей. В Динане на Маасе были схвачены шестьсот двадцать человек — ровно столько трупов было после погребено, расстрелянных, добитых штыками, мужчин, женщин, детей, самым младшим был Феликс Фиве, трех недель от роду. И это было лишь начало.
После был Лувэн. Старинный город, с университетом и уникальной библиотекой. Якобы снайпером был ранен германский солдат — в ответ немцы сожгли город дотла, убив всех жителей. Мы все сотрем в порошок, не оставим камня на камне! Мы научим их уважать Германию. В течение поколений люди будут приходить сюда, чтобы увидеть, что мы сделали! Четырнадцать лет назад, при усмирении «боксерского» восстания в Китае, кайзер Вильгельм приказал «пройтись с огнем и мечом, чтобы тысячу лет спустя германцев помнили там с ужасом, как в Европе страшных гуннов». Теперь настала очередь самой Европы.