Морской волк. 1-я Трилогия
Шрифт:
Ну вот, как там Петр Великий повелел на медали выбить, когда они с Меншиковым на шлюпках два боевых корабля захватили? «Небываемое бывает»?
В общем, распихали по трюмам «Сибирякова» и «Дежнева» экипаж немецкого броненосца, он хоть и карманный, но, все-таки линкор, 1100 человек на борту.
Было.
Теперь там боцманская команда с СКР.
«Сибиряков» под конвоем К-22 в Диксон убежал, а «Дежнев» эту лоханку неуправляемую подцепил, хоть и не с первого раза, и пыхтит, тянет потихоньку.
Потомки не показываются, только перископы да антенны из воды торчат.
Мы вокруг этого «каравана» бегаем.
На
И вдруг еще через несколько часов потомки всплывают. Представляю, как с «Дежнева» смотрели. А нам команда флажками — подойти к К-25 и пришвартоваться.
Потомки застопорились, мы подошли — во второй-то раз уже легче. Прицепились, тут по штормтрапу ко мне Кириллов скатывается, уже умело лазит, быстро освоил: «Федор Алексеевич, отдайте распоряжение команде переодеться в парадное и через полчасика всех, свободных от вахты — на палубу «Морского волка». Будем новую боевую единицу в наш флот принимать. Ну а флаг у них будет тот, который Щ-422 предназначался. Поэтому вам, Федор Алексеевич, флаг этот и поднимать».
Ну, ради этого дела не только свободных от вахты, а просто всех, кого только можно, чтобы лодка не потопла, напряг.
Через полчаса начали мои орлы на борт «Морского волка» перебираться.
Смотрю — птиц двуглавый на рубке уже закрашен, а вместо него звезду нарисовали. Красную. А на ней, в центре, циферка такая скромная — «18».
Молодцы, потомки. Хоть у них и оружие — не нашему в пример, но, восемнадцать кораблей за месяц? Летопись их вспоминаю, которую они нам читать давали — ну да, восемнадцать: две подлодки в Атлантике, минзаг «Ульм», три транспорта, «Лютцов», «Кельн», три эсминца, плавбаза — уже двенадцать? Плюс в Карском море — U-209, U-456, U-601, U-251 (эта, правда, еще не утопла и даже флаг не спустила, и по радио иногда орет, но, хрен ее фрицы до дома дотащат!), «Шеер» и теперь вот U-255.
Потомки тоже в парадном — непривычно, с погонами.
У офицеров — перчатки белые, кортики и бляхи ремней начищены, звезды на погонах сверкают.
У этого «Волка» за рубкой места — кажется, в футбол играть можно запросто. Вот и построились там напротив друг друга два экипажа.
Старший майор речь говорит:
«Товарищи, мы поднимаем на этом корабле боевой гвардейский флаг, который предназначался подлодке Щ-422. Вы своим боевым трудом заслужили это гвардейское звание. Вами уничтожено пять боевых кораблей противника, два вспомогательных, шесть подводных лодок, три транспорта, обеспечен захват «Шеера», выведена из строя еще одна подлодка. Спасибо вам за это. Капитан-лейтенант Видяев, поднять флаг».
Я флаг к тросику цепляю, а у самого руки дрожат.
Тут музыка заиграла.
Вроде знакомая, партийный гимн, а слова не те:
Союз нерушимый республик свободных
Сплотила навеки великая Русь.
Да здравствует созданный волей народов
Великий, могучий Советский Союз…
Сквозь грозы сияло нам солнце свободы,
И Ленин великий нам путь озарил.
Нас вырастил Сталин на верность народу,
На труд и на подвиги нас вдохновил.
И уже не только у меня слезы на глазах выступили. Вот так и приняли К-25 в РККФ.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Капитан первого ранга
Лазарев Михаил Петрович
Ну и деревня, ну и дыра! Даже не знал, что такие бывают!
Эти слова героя Стругацких поневоле вспомнились мне при взгляде на главную улицу Диксона. Хотя какая улица тут считается главной, пес ее знает — будем считать, эта, на которой дом с флагом, что примечательно, не обком-райком, а контора Севморпути. Место — в сравнении с этим какой-нибудь Мурманск-999 (от которого
В мое время в Диксоне были и дома-многоэтажки, и асфальт, и фонари. Сейчас присутствовали лишь одно- и двухэтажные бараки — и те самые, «система коридорная, на тридцать восемь комнаток…», и пара-тройка «многозвездочных», два этажа, два подъезда, восемь квартир. Еще был клуб такого же барачного вида, магазин, радиоцентр, котельная, портовые склады возле причалов, какие-то мастерские и, конечно же, НКВД. Тротуары были деревянными, как в песне Городницкого, людей было мало, и все они, независимо от возраста и пола (женщины тоже иногда встречались) были одеты если не в военную форму, то в ватники и телогрейки. И еще — под ногами путалось огромное количество собак, которые здесь не просто так, а главный ездовой транспорт зимой!
А все же — земля! Небо над головой — а не подволок отсека. И воздух — пахнущий совсем по-особому.
И «Адмирал Шеер». Вот он — стоит в гавани, кормой к берегу. Между ним и причалом — баржа со сходнями, а к борту крейсера ошвартован наш «Воронеж». Отсюда вижу — фигурки на его палубе, кто тоже вылез воздухом подышать.
А возни-то было сколько с этой фашистской сво… Хорошо еще, волна слабая, не штормит — и то четырежды буксирный конец по пути рвался, по новой заводить пришлось. Двое суток «Дежнев» тянул, «Щука» рядом, как овчарка возле стада, ну а мы, под перископом, в роли ПЛО — слушаем акустику, ловим эфир. Поймали приказ фрицевского «Адмирала Арктики» лодке U-255 — сначала найти и утопить «Шеер», и затем лишь снимать экипаж с «двести пятьдесят первой», что так и болтается где-то поплавком. Думали, идти навстречу или подождать, пока сама подгребет. Решили подождать, куда она денется? Главное сейчас «Шеер», ну а лодка — если она не сумеет нас найти, так мы после ее найдем, когда она к 251-ой пойдет, район-то известен!
На свою голову немцы нас нашли, выйдя в точку последнего известного им места «Шеера» и повернув на зюйд-зюйд-вест — здраво решили, что мы будем вести его в Диксон. Мы засекли их на тридцати милях, развернулись, сблизились, выпустили торпеду. Немцы услышали что-то, задергались, но, сделать ничего уже не могли. Пеленги совпали — попадание — звуки разрушения корпуса. Когда-то в Атлантике я отдал последнюю дань уважения неизвестному фрицу, теперь же я испытывал лишь холодную рассудочную ненависть, желание нанести этим фрицам наибольший вред. Наверное, на меня повлияли старые кадры трофейной кинохроники в документальных фильмах, которые показывал экипажу Григория — веселые фрицы с закатанными рукавами идут по сталинградской степи в предвкушении, что очень скоро их фюрер наградит поместьями на русских землях с русскими рабами. Через пять месяцев они будут жрать мерзлую дохлую конину и замерзать тысячами, но, это еще будет. Я же хотел, чтобы это случилось раньше, и ценой меньших наших жертв. В отличие от пилота, сбросившего бомбу на Нагасаки и кончившего жизнь в психушке, я не испытывал сейчас абсолютно никаких сомнений — выпустить ядерную боеголовку по Берлину или любому другому городу Германии, если бы это помогло нашим на фронте. Останавливало меня лишь отсутствие такой возможности — «Гранит» не «Томагавк», до Берлина отсюда не долетит.
И кстати, максимальный вред врагу можно нанести, не обязательно, убив. Та же U-251 будет полезнее нам захваченной, чтобы наши спецы изучили ее конструкцию, нашли слабые места, а полсотни человек экипажа — это полсотни лишних рабочих рук на Норильскстрое или в других подобных местах.
— Не навоевались еще, Михаил Петрович? — спросил Кириллов. — Когда в гавань думаете?
Я пожал плечами. Хотелось бы, но,… Надо сбегать на север Карского моря, разобраться с этой U-251 — сначала ультиматум, после утопить, если не примут; пусть лишь кого-то для буксировки дадут и судно, куда пленных погрузить. Затем проводка «Шеера» в Архангельск — фрицы наверняка не смирятся с потерей и позором, так что драки не избежать. Ну и наконец мечта каждого подводника, королевская дичь — «Тирпиц». Это все уже знакомо и привычно. А что будет на берегу? Идет война — мы и воюем.