Мортен, Охвен, Аунуксесса
Шрифт:
Теперь Молчун знал, что вызывало такую волну ужаса и боли — меч. Возможно, он сделан из серебра, как предупреждал коротышка. Но было в нем еще что-то, как последний крик нестерпимой боли, навеки застывший в этом металле и от этого продолжающий терзать слух всякого, кто может слышать. А Молчун слышать как раз мог, хоть и не испытывал от этого радости. Надо было убивать этого мальчишку, только вот собака оказалась некстати.
Молчун лежал, скрючившись, и слабо скулил. Слезы текли по его лицу. Он снова слышал голоса из прошлого. «Потерпи, сынок, все пройдет», — прошептал ему на ухо мамин голос. Молчун давился слезами: «Мама, ведь нет у меня уха и никогда больше не будет. Как же ты можешь мне в него шептать?» «Сынок, сынок! Тебе
И Молчун проваливался в забытье, чтобы, приходя в себя на некоторое время, думать: что делать дальше? Разговоры теней уже не отвлекали. Он искал вариант выхода.
План сложился сам собой, едва только он задался вопросом: кто виноват? Конечно же, проклятый коротышка! «Перворожденный, так его и разэтак!» С ним, безусловно, нужно посчитаться. А лучше всего — убить напрочь, чтоб тот не смог отлежаться где-нибудь и продолжать творить свои дела. Для этого нужен меч. Тот самый клинок, что был в руках у мальчишки. Поэтому его тоже придется валить. Впрочем, его нужно просто по жизни уничтожить. Отрубленное ухо должно быть отмщено. Сначала этого парня необходимо найти, а для этого нужны силы. На вегетарианской пище бодрости не напастись, значит, пора завязывать с диетическим питанием.
Впервые Молчун заснул спокойно, если, конечно, не считать того, что голод — не тетка. И даже не дядька. Голод — брат. Его никогда не забываешь, с ним считаешься, заботишься, а в ответ — одни беспокойства.
Последующие дни до полнолуния были заняты подготовкой к акции возмездия: «Ухо за ухо». Молчун выяснил для себя, где находятся ближайшие поселения, в одном из которых, без сомнения, доживал последние дни обладатель дивного меча, выкопал в лесу яму, куда планировал закопать недоеденные останки грядущего ночного пира. Вероятнее всего пропавшего человека будут искать, надо сделать все возможное, чтобы поиски не увенчались успехом. Также он делал и расставлял ловушки на зверей, чтобы было чем питаться в человеческом своем обличье. Зайцы попадались регулярно, над ними даже не всегда успевали поглумиться местные грызуны. Молчун заготавливал тушки впрок. Попробовал, было, с голодухи съесть самого свежего прямо живьем, запивая кровью, но ничего, кроме рвотных позывов не добился. Надо терпеть! Осталось всего несколько дней.
На охоту он отправился еще в сумерках: решил осмотреться, пока звериные инстинкты не взяли верх над здравым рассудком. В деревню соваться было опасно: хижины располагались довольно близко друг к другу, могли поднять тревогу, не дав ему уйти. К тому же по периметру селения располагались посты с викингами на стороже. В межсезонье они с удвоенной энергией стерегли покой, отрабатывая еду. Коротали, так сказать, время до очередного похода.
Придется брать стражника. Навряд ли он весь внимание — отбывает свой долг, скорее всего. Повезет — не хватятся долго. В любом случае, можно рассчитывать на то, что искать устремятся лишь только с рассветом: чего толку бегать по лесу в кромешной темноте? Так, по ближайшим кустам пошарятся с факелами — и будут ждать восхода. Если не поднимут тревогу во время его, Молчуна, нападения.
Но все прошло гладко: викинг даже не мяукнул, когда удар могучей лапы в прыжке свернул ему шею, чуть не оторвав голову напрочь. Шапка с нашитыми железными полосами улетела в темноту, а викинг осел на непромерзшую еще, мокрую землю. Пока был живым, он, отложив копье, усердно ковырялся у себя в заду: поправлял одежду, что ли? Оборотень, наблюдавший за ним из кустов, бесшумно пошел на сближение. Перед самим решающим
Утром, конечно, собрали собак, обеспечили их людьми и пошли искать пропавшего викинга. Обнаружили слетевшую шапку, чуть дальше в лесу обрывки одежды и следы крови — здесь оборотень утолял свой первый голод, сожрав сердце с внутренностями. Также нашли следы лап громадного волка. И больше ничего — собаки наотрез отказывались идти по следу зверя, поджимая хвосты и кокетливо поглядывая на людей. Лучшие следопыты прошли по редким отпечаткам в грязи до реки, где путь странного волка обрывался, хоть и старательно проверили берега на пятьсот шагов вперед и назад от последнего следа перед водой. Человек пропал практически бесследно. На том и остановились.
А Молчун в это время уже сладко спал, убаюканный голосами из прошлого, в заброшенной избушке посреди леса. Впервые за последнее время он был сыт. «Эх, сынок, сынок», — горечь угадывалась в шепоте матери. Но Молчун уже спал.
Он проспал два дня и две ночи и, когда вышел из лесного дома то, прислушавшись к себе, обнаружил, что бодр, как никогда. Отрубленное ухо зарубцевалось, между ног восстановилась былая красота. Можно было идти на поиски мальчишки.
В выбранное селение он прошел мимо скучающего стражника: бородатого викинга — брата-близнеца переваренного зверем.
— Кто таков? — сурово поинтересовался тот и перехватил для уверенности копье.
— Путник.
— Чего ищешь, путник?
— Свою долю!
— Ах, ну тогда давай я тебе меч твой перевяжу, чтобы поиски у тебя буйством и непотребством не кончились!
И не дожидаясь ответа, протянул руку за мечом, висевшим у Молчуна за плечами. Тот, не противясь, отдал.
Стражник перехватил меч и ножны красной ленточкой, туго затянул на рукояти и для пущей важности залил узел воском. Дождавшись, когда воск остынет, шлепнул сверху подобие печати. Сверху. Вдобавок, натянул облезлый холщовый мешочек — чтоб печатка не повредилась.
— Вот теперь порядок, можешь идти. Да смотри — не балуй!
Молчун пошел, было, да остановился:
— Что за строгости такие?
— А ты не знаешь! — стражник ухмыльнулся, порадовавшись случайному развлечению во время рутинной службы. — Несколько дней назад пропал у нас человек. Вот тоже, как я, стоял себе на посту — и канул. Искали, искали, да где там! Только обрывки одежды да пятна крови нашли. Был человек — да нету! А у нас тут завтра осеннее торжище начинается. Много всякого народу торговать соберется. Люди-то разные бывают! Вот мы и блюдем, чтоб все было в порядке. Проверяем, если кто оружием печать повредит — лихой человек, значит. Пытать того железом — и в воду. Глядишь, кто сознается, куда подевали нашего дружинника.
— Сурово!
— А ты думал! Ну, ладно, бывай! Не положено нам на посту разговаривать.
— Погоди! Пригласил меня на торг человек один, коз он тут у реки пас. У него еще пес такой здоровенный. Как бы мне его найти?
— Охвен, что ли?
Молчун только покивал головой.
— Да, говорят, хороший пес у него был. Да задрали его недавно волки. Ты, поди, собаку себе высматриваешь?
— Точно.
Стражник объяснил, где живет этот Охвен. Молчун не придал значения, что не должны стражники знать каких-то там мальчишек, к тому же козлопасов. Просто решил, что удача ему улыбнулась, и пошел осматриваться. Нужного ему человека он, конечно, не увидел, но зато старательно запомнил все пути входа-выхода. Возвращаться обратно не стал. Завтра, на торге, поспрашивает еще, маскируясь интересом к собаке. Ну а потом, разузнав все возможное, можно вернуться к себе и старательно обдумать предстоящее дело. С такой мыслью он подошел к постоялому двору.