Мортен, Охвен, Аунуксесса

Бруссуев Александр Михайлович

— Да, жизнь-то налаживается, — отстранившись от стола, сказал Охвен.

— Угу, — ответил я. — Еще бы со стола кто убрал!

Бурелом с готовностью завилял хвостом.

— Не, ты конечно парень реальный, но вся твоя уборка — одно сплошное махание языком. А ты своим языком не только тарелки можешь чистить, но и свой зад, извините, вылизывать, — отмахнулся от него старик.

Собака, тоже изрядно перекусив вместе с нами, нисколько не обиделась, с хрустом потянулась и неторопливо затрусила к группе коз на инспекцию.

4

Лето набирало силу, дни следовали чередой: когда пасмурно и дождь,

когда солнце и жара. Я наслаждался свободой. Правда, теперь в мои ежедневные занятия входили и упражнения с мечом, щитом, копьем, луком, ножом, другой самой разнообразной военной амуницией, а, частенько, и без всего. Охвен предлагал мне выполнять самые разнообразные упражнения. Я иногда просто диву давался, насколько занятные вещи он придумывал с заурядными предметами. Никаких упреков он не делал. Просто говорил:

— Немного неточно. Если хочешь — можешь повторить. Но всегда думай над тем, что ты делаешь. Вот когда без раздумий ты находишь правильное решение — значит, в бою тебе не надо будет отвлекаться на такие мелочи, сосредоточив все свое внимание на враге. Вот тогда все будет правильно.

И я повторял, увлекаясь, пока не слышал:

— Теперь идеально. Главное — не забудь движения свои и ощущения от них.

Мне очень нравилось, что Охвен никогда не смеялся над моей неуклюжестью. К тому же зрителей вокруг не имелось, поэтому я не стеснялся. Козы и пес — не в счет. Бурелом иногда подбегал ко мне и, думая, что я с ним играю, начинал бесноваться: носиться вокруг меня с блаженно-бессмысленным видом, игриво рычать и вставать на задние лапы. Потом, внезапно осознавая, что это вроде как-то несолидно для такого серьезного кобеля, чихал и трусил свирепо глядеть на бестолково опустивших уши коз.

Я продолжал навещать родную деревню. Но теперь, по рекомендации моего наставника, я старался проделывать весь путь бегом. Навещая родителей и сдавая свою поклажу, я еле переводил дыхание. Мама меня за это критиковала, а отец только усмехался. Зато обратно бежать было не в пример легче. Конечно, я брал с собой продукты и квас, но они все же не так тяжелы, как свежий козий сыр. И еще мне помогало лететь к нашему стойбищу чувство радости, всегда появляющееся у меня, когда я встречался, пусть даже и мимоходом, с Риссой. Она была чуть помладше меня, но ее улыбка заставляла меня видеть солнце даже сквозь грозовые облака.

Я долго не решался поговорить с ней, стесняясь слов и боясь насмешек, но, однажды, оказавшись лицом к лицу, непроизвольно пробормотал слова приветствия.

С тех пор мы начали разговаривать друг с другом при встречах. Хотя, большею частью мы просто улыбались, обмениваясь незначительными фразами. И это было очень радостно.

Позднее Рисса стала иногда навещать меня в моем летнем кампусе. Охвен в таких случаях брал Бурелома и отправлялся куда-нибудь на реку проверять сетки или в лес осматривать ловушки. Мы могли подолгу вдвоем беседовать ни о чем, улыбаясь друг другу. И мне не верилось, что это происходит со мной, а не с кем-нибудь другим.

На следующий день я с удвоенной энергией прыгал с камня на камень, крутя над головой сучковатую дубину. При этом требовалось сохранять равновесие и наблюдать еще, что изменилось на моем пути. А Охвен мог, профилактики ради, подбросить булыжник, ранее здесь не лежавший, или, наоборот, убрать что-нибудь, доселе всегда покоившееся на одном месте. Я толкал от груди большие камни то стоя, то сидя, а то и вовсе лежа. Я

бегал по песку с каким-нибудь валуном в заплечном мешке. Я махал руками и ногами, сбивая листья с веток, на которые мне указывал старик. При этом я не забывал о своих обязанностях. А по вечерам, когда костер уютно потрескивал поленьями, я слушал рассказы про жизнь, которую довелось прожить моему наставнику.

Все это было для меня настоящим счастьем. Таким, о котором я и мечтать раньше не мог.

— Охвен, а почему твой меч с зубьями по лезвию? — однажды поинтересовался я.

— Что, хочешь в руках его подержать? — спросил меня старик.

Я вспомнил, как когда-то издалека донесся тоскливый угрожающий полу-вой, полу-стон, едва только клинок вышел из ножен.

— Да нет, наверно, — поспешно замотал головой я.

— Так как мне тебя понимать? Да? Нет? Или, быть может, наверно? — засмеялся мой друг.

Я смутился. Конечно, подержать в руках такое оружие — здорово. А уж поработать с ним — вообще мечта любого воина.

— Нет, не готов еще, — откашлявшись, произнес я. — Просто никогда такого не видел.

Охвен внимательно посмотрел мне в глаза. И, как мне показалось, с одобрением. По крайней мере, мне бы очень хотелось в это верить.

— Как ты помнишь, меч слегка скруглен. Им легче рубить. А когда лезвие проникает в плоть, то ты, вытаскивая Пламя на себя, как бы пропиливаешь этими зубьями глубже внутрь. Как пилой. Страшные раны можно им нанести.

Я невольно поежился, представляя себе картину удара. Жутко, но эффективно. Если против тебя враг, то думать о милосердии не приходиться. Либо ты его замочишь, либо он тебя. Всеми доступными способами, хоть зубами в глотку. И тут же в голову пришла мысль: «А смог бы я расправиться с Бэсаном?» В своем воображении я рисовал всякие планы мести, вплоть до того, чтобы закидать его с безопасного расстояния камнями. Но самым лучшим мне казалось встретиться с ним лицом к лицу с мечами наголо. Конечно, он гораздо опытней меня, прошел как-то посвящение в викинги, а, стало быть, обладает определенными навыками. Но до жути хотелось одолеть его в честном поединке. Однако смог бы я развалить его от плеча до пояса? Не знаю, честно говоря. Дело тут не в силе, взяв на вооружение такую волшебную пилку, какой мне теперь представлялось Пламя. Дело в другом. Представив, как живой Бэсан становится двумя мертвыми кусками мяса — мне стало не по себе.

«Да пускай себе живет», — милостиво подумал я. — «Однако, репу я ему когда-нибудь обязательно начищу!» И самому стало смешно, ведь этот звероящер одним ударом кулака может вбить меня в землю по самые уши.

Однажды Охвен достал лук, навалившись на него всем телом, натянул тетиву, покоящуюся до этого времени в укромном от солнца и влаги месте. Послушал, как она звучит, и довольно хмыкнул.

— Ну, что, викинг, как насчет того, чтобы немного пострелять?

Я, конечно, не возражал. С детства мы с ребятами баловались, сбивая из своих маленьких луков различные мишени: камни, полоски материи, натянутые между палками, задумчивых собак и заносчивых девчонок. Стрелялись мы без принуждения, баловства ради. В мишени свои я научился больше попадать, чем мазать. Впрочем, как и остальные ребята. Настоящие викинги учились пользоваться луком позднее, уже пройдя посвящение. Поэтому я обрадовался возможности поупражняться в меткости из настоящего боевого оружия, уже подыскивая глазами подходящий для мишени камень.