Моряна
Шрифт:
Глуша видела впервые Дмитрия таким взволнованным; так обстоятельно и горячо он еще никогда не говорил с ней.
«А батяша его ругал, — недоумевала она. — Ругал его и Лешка, будто классу какого-то в нем нету. И чего им надо?»
Неожиданная мысль поставила ее в тупик: «А почему Митя идет на путину от Алексея Фаддеича? Ведь батяша ругал его за это самое!»
Она тревожно взглянула на Дмитрия.
«Может, и правду говорят о нем батяша и Лешка?» — снова кольнуло ее сомнение.
Обеспокоенно задышав, она шагнула к нему.
— Митенька... — и, вертя
Дмитрий долго не отвечал, задумчиво глядел мимо Глуши на занавешенное окно...
В это время и постучался в дверь глинянки Максим Егорыч.
— Митрий Степаныч, отворяй ворота!
— Батяша, — испуганно прошептала Глуша.
— Он! — отозвался Дмитрий и направился к двери.
— Митя, — остановила его Глуша. — А может, пьяный он? Буянить еще тут начнет.
– — Митрий Степаныч! — колотил ногою в дверь маячник. — Принимай гостей!
Откинув крючок, Дмитрий распахнул двери. Следом за Егорычем вошли в глинянку Макар-Контрик, Павло Тупонос, Коляка.
— Здорово живешь! — весело приветствовал маячник Дмитрия, крепко прижимая к груди бутылки с водкой. — Освобождай стол! — кивнул он Глуше на узелок.
Ничего не понимая, Глуша удивленно глядела то на старика, то на ловцов, что пришли с ним.
— Освобождай, говорю, стол! — Егорыч локтем отодвинул узел и осторожно опустил бутылки на стол.
Дмитрий как был у двери, так и остался стоять там с широко открытыми глазами.
— Что ж это ты, Митрий Степаныч, — укоризненно покачал головой маячник, — плохо гостей принимаешь, а? Рассаживай давай, что ль!
Откашлянув, Дмитрий молча поздоровался с пришедшими, некрепко пожимая им руки; выдвинув из угла табуретку и чурбан, он прошел к кровати, из-под которой вытащил сундучок.
— Садись, ловцы, — и сам опустился на край кровати, рядом с ним присела Глуша, все беспокойно поглядывая на старика.
Егорыч, отдернув с окна занавеску, хотел что-то сказать, но тут распахнулась дверь, и в глинянку, шумно переговариваясь, вошли Анна Жидкова, ее дядя — Кузьма, вдова Зимина, Наталья Буркина.
— Здрасте! — бойко сказала Анна и обратилась к маячнику, лихо поводя подчерненной бровью. — Зачем кликал нас, Максим Егорыч?
— Садись, садись, бабоньки. — Старик засуетился, выискивая, где бы можно было пристроить рыбачек.
— А зачем звал-то нас? — заносчиво спросила Анна, высоко вскинув голову и поочередно оглядывая ловцов.
— Сейчас все откроется... — Егорыч усадил Жидкову на подоконник, Буркину на чурбан, Зиминой уступил свою табуретку. — Лексей Захарыч сейчас придет, он все и откроет.
Дмитрий тревожно переглянулся с Глушей.
— А-а-а, Лексей Захарыч, — радостно протянула Анна. — Тогда обождем!
Глуша недовольно скосила глаза в ее сторону.
Опять скрипнула дверь, и один за другим вошли Тимофей — брат Зиминой, Костя Бушлак, Сенька, Антон, затем пришло еще
А вскоре заявился и сам Лешка.
Когда он, улыбчивый и разодетый, с орденом на груди, при нагане на поясе, вступил в мазанку, да еще в сопровождении милиционера, все так и ахнули.
— Здорово, товарищи ловцы, — сказал Лешка, — и гражданочки рыбачки!
Одни из пришедших заулыбались, другие с любопытством поглядывали на милиционера.
Протиснувшись к столу, кивнув на водку, Лешка строго сказал Егорычу:
— Убрать! — и, выдвинув стол на середину мазанки, обратился к милиционеру: — Садись, дорогой дружок. Послушай вот! Мы быстро...
Лешка попросил Зимину пересесть к Глуше на кровать, а табуретку уступить милиционеру.
— Проходи сюда, дорогой дружок!
Милиционер порывался что-то сказать, но Лешка за рукав подвел его к столу.
— Садись, садись! Раскрывай бумаги!
Скинув фуражку, милиционер сел, расстегнул портфель.
— Согласно поступившего заявления...
— Это после! — остановил его Лешка. — После!
Милиционер недоуменно взглянул на ловцов и рыбачек.
— Константин Иваныч председателем будет, — продолжал распоряжаться Лешка. — Садись! — и пригласил Бушлака к столу. — А Сенька — секретарем, пусть протокол ведет. А товарищ милиционер — вроде как член президиума. Правильно, товарищи ловцы и гражданочки рыбачки?
— Правильно, правильно, — не совсем уверенно ответили собравшиеся, еще не зная точно, в чем же дело.
— А я докладчиком буду. — Лешка одернул бушлат, подтянулся. — Так, что ли?
— Давай, давай, Лексей Захарыч! — крикнула Анна. — Народ ждет!
— Поскорей только! — поддержал Анну Макар.
Рыбачки, что пришли последними, перешептывались, тянулись к столу, ловцы выжидающе смотрели — одни на милиционера, другие на Лешку, некоторые вопросительно поглядывали на Егорыча: зачем, мол, позвал нас? А Павло что-то говорил на ухо Антону.
Егорыч нетерпеливо следил за Лешкой, выглядывая из-за печки, куда оттеснили его до отказа набившиеся в мазанку ловцы и рыбачки.
Восхищенно оглядев собравшихся, Матрос подумал:
«Давно бы так — все вместе!»
Он хлопнул бескозыркой о стол, прочно взялся руками за край стола, обвел взглядом низкий, задымленный потолок и, сурово поджав подбородок, взволнованно произнес:
— Граждане ловцы и гражданочки рыбачки! Скажу прямо: собрались мы сюда, чтобы объясниться по текущему моменту нашей жизни, а она, наша золотая, ходит что на гребне волны: или еще выше вскинется, или в прорву рухнет... А ты, Сенька, — Лешка кивнул Бурому, — пиши протокол, слово в слово... Слыхали, какие дела творятся в городе, — рыбников к ногтю, а заодно с ними и тех работников, что потворствовали этим рыбникам. В самую точку угодили товарищи-дружки, что приехали с центра проверить в нашем городе советские порядки. Довольно вола вертеть с рыбниками! — Лешка громко стукнул кулаком о стол. — Хватит!.. Эдакое и по всей нашей стране идет. Так я говорю, дорогой дружок, или не так? — и он пригнулся к милиционеру.