Мошико и майор
Шрифт:
В субботу вечером все пляжное население городка собралось перед «Бора-Бора» — посмотреть, как Мошико поведет любимую в ресторан. Кавалер, в кремовых брюках, розовой рубашке и розовой кепке торжественно, словно к алтарю, под
Толпа утекла глазеть на уличных музыкантов, которыми к вечеру всегда полон любой город, стоящий на море. Я еще немного полюбовалась закатом и тоже собралась было уходить, как из ресторана выбежал Мошико — красный, тяжело дышащий, будто бежал кросс.
— Майора украли!
— Как украли? Кто украли?
— Нэ знаю. Я пошел в туалэт, патаму что волновалься. Но уснуль. Нэмножко уснуль. И — нэту. Савсэм нэту. — Мы заглянули через широкое окно-витрину. Мошико указал на пустой столик. — Вот туда положиль… Посадиль…
Я удивилась:
— Но из ресторана она не выходила, это точно. Может, тоже в туалете? Да вот же ваша майорша!
В дальнем углу официант склонился над столиком, всей своей позой выражая особое почтение. За столиком сидел известный в городе криминальный
— Перэманили. — Мошико растерянно вытащил кошелек, показывая мне три бумажки в двести шекелей и две по сто. — Здэсь камэра, десять лягушков и пять птичков. Два дня в Тэль-Авив на Кармэль стояль…
Спрятать кошелек он не успел.
— По лестоланам ходишь, гад! — Ефим вынырнул откуда-то из-за мошиковской спины, выхватил кошелек, отбежал, вытащил деньги и с криком «Ула! В войну и не таких били» помчался по мокрому песку, размахивая бумажками, как флагом. В его «ула» слышались наметки на «р». Мошико побежал было вдогонку, но тут же остановился и, припадая на левую ногу, побрел домой. Даже подвезти не попросил.
На следующий день майор загорала на другом пляже. Мошико тоже больше не появлялся. Только однажды позвонил сказать, что сменил пляж: к дому ближе, и русских меньше. А то русские неохотно покупают.