Московская плоть
Шрифт:
– Насмотрелся? Не надо никуда ходить одеваться, Йоджи! Времени нет! – командовала через переводчика салонная дама. – Ты идею рожай!
На втором мониторе появился Пан-Жоль Дотье с телефонной трубкой в одной руке и со щипчиками для бровей – в другой.
– Я уже все понял, мадам, у меня уже есть предложение: абсолютно прозрачное платье, под которым видны все постромки: бюстье, трусики, пояс, швы все, бретельки, подвязки… Я эту модель как раз вчера додумал для грядущего показа.
– Паша, какой такой показ-факаз?! – выходила из себя салонная дама. – Тут совершенно неформатный случай. Должно быть самое сливочное спецпредложение! Самые пенки! Завтра к обеду, на крайняк к вечеру, платье должно быть у меня. Думай, Паша.
– А кто еще думает? – напрягся дизайнер.
– Кто-кто… Умамото в пальто! –
– Мне тут сообщили, – Умамото поклонился, – что на Невесте, – еще один поклон, – будут украшения из Алмазного фонда. Можно было бы набросать на образ цитат из дома Романовых позднего периода: ампирный силуэт… или нет, скорее ранний модерн, елецкие кружева…
– Ёджи, если б нам нужны были елецкие кружева, мы бы обратились к Зайцеву, – прервала поток креатива салонная дама. – Зачем нам цитаты из прошлого? Дай нам цитаты из будущего. И пусть тебя не тревожит Алмазный фонд. Короче, нам не нужен закос, Ёджи. Нам нужен свежак. Наисвежайший! Въехал? Давай, ворочай рогами… мозгами. Чтобы завтра платье было в Москве, – подвела черту салонная дама и отключилась, прервав стон дизайнера по поводу сроков.
Умамото прошлепал босиком в кабинет, погладил самурайский меч, висевший на стене, ребром ладони изобразил сиппуку и выругался на языке предков. Париж не приносил ему вожделенного почивания на лаврах, а для нагнетания креатива уже требовался стимулятор. Выдвинув ящичек бюро времен Директории, мэтр достал заветный флакончик, накапал его содержимое на счет за электричество, со вздохом приложил его ко лбу и, растянувшись на оттоманке, стал ждать прихода.
Было бы неправдой сказать, что Параклисиарх наблюдал за разворачивающейся картиной без тени волнения. Да, эта девочка волновала его, особенно ее волшебная линия оголенной шеи. С Параклисиархом давно такого не случалось. Но через несколько дней, после свадьбы, социальные различия между ними станут окончательно непреодолимыми, и нечего предаваться несбыточным грезам, одергивал он сам себя.
В следующую секунду, в следующую долю секунды, сладкие грезы красивого, зрелого, состоявшегося Параклисиарха разлетелись вдребезги: к Невесте метнулись две молнии… Малюта рванул следом и, едва успев схватить Митрофанию и Жу-Жу за волосы обеими руками, отдернул их от оголенной шеи девушки, которая в ужасе отшатнулась и закрылась руками. Дамы шипели, плевались и сквернословили. Так, держа дам за хвосты, Параклисиарх сопроводил их в «майбах» и велел охраннику увозить злобных фурий подальше. Вернувшись в Wedding rooms, Малюта застал Машу плачущей. Конечно, бедная девочка испугалась. Но придется привыкать. Параклисиарх прижимал девушку к своей груди, гладил ее пепельные волосы, утешал, обещал, что будет рядом и вообще что-нибудь придумает. А Маша вдруг впервые поняла, что над ней простерли крыло, что ее охраняет сильный и верный человек. Она впервые в жизни почувствовала себя защищенной мужской силой от нынешних и грядущих угроз. И прониклась благодарностью, больше похожей на зарождающуюся любовь. Сильные руки крепко держали ее. И это было так не похоже на легкие холодные прикосновения эстетствующего Уара…
Наконец показавшаяся из служебного помещения перепуганная хозяйка внесла коробку размером в человеческий рост. Черная коробка была порождением зачумленного сознания неизвестно на каких препаратах сидящего дизайнера и напоминала гроб с кистями. Страх вернулся и окатил Марью холодной волной. Хозяйка поставила «гроб» на стол и потянула за кисть. Невеста замерла. Крышка открывалась медленно, с характерным скрипом и жалобным подвывом скрипки. В гробу оказалось открытое платье из пунцовой тафты, на лифе которого сверкала звезда из россыпи бриллиантов. Под расходящейся верхней юбкой, подол которой был отделан золотым крученым шнуром, имелась абсолютно прозрачная нижняя юбка, оголявшая левую ногу гипотетической невесты, с подвязкой из редчайшего драгоценного кружева. Вся эта роскошь не просто лежала в коробке-гробу, а была надета на фарфоровую куклу с разбитой головой.
Невеста онемела от ужаса и красоты. Наверное, именно это и можно было назвать «ужасной красотой» в буквальном, первоначальном смысле этого слова.
– Это –
Параклисиарх ни минуты не сомневался в истинности высказанного хозяйкой предположения.
31
Хоть и не было никогда в Москве термальных источников, но нужные воды во все времена, будь то война или холера, доставлялись в Первопрестольную исправно. Купальни квартировали в разных местах, в зависимости от конъюнктуры и фарта владельцев недвижимости, и сегодня размещались в бывшем дворце Апраксиных-Трубецких на Покровке. Об этом месте знали только члены комьюнити. Собственно, на их деньги купальни и содержались. Чем бы ни казался дворец снаружи, какая бы вывеска ни помещалась над входом, внутрь могли попасть только избранные. На сеансы приглашались мануалы, массажисты и косметологи со всего света. Вся современная наука работала над поддержанием молодости лица и тела членов комьюнити. Из Гималаев доставлялись свежайшие экскременты яков, жевавших в горах махлат-траву, из вулкана Карисимби в Руанде привозился просеянный через золотое сито пепел сгоревших гигантских доисторических травоядных. За это драгоценное сырье в Африке шли бесконечные межплеменные войны. Никакие кимберлитовые трубки и месторождения нефти не отняли столько жизней, сколько пепел травоядных монстров. Ну и конечно же сперма молодых японских макак, купающихся в горячем источнике Яманучи. Неспроста ведь японки до глубокой старости выглядят девочками.
Пепел смешивался с экскрементами и спермой, из смеси лепились шарики, выдерживались несколько дней в амбре, а затем бамбуковой палочкой, как скалкой, раскатывались на коже клиента. Поверх состава тело облепливали лепестками синих роз, редкие кустики которых в Коктебеле и был отправлен охранять Черноморский флот по заказу комьюнити, разрулившего в начале 90-х вопрос его раздела. После чего в дело шли массажеры, обтянутые кожей осетровых рыб с отполированными шипами. Дальше начинали священнодействовать массажисты-мануалы, которых комьюнити перекупало у сборной Португалии по керлингу.
Уар сидел в новеньком «мазератти», ожидая Невесту, которую должен был доставить Малюта после завершения предсвадебной феерии в Wedding rooms. Администратор салона не разгибался у входа уже полчаса. Он точно знал, что чаевые того стоят. Наконец Уар увидел приближающийся «хаммер» Параклисиарха. Вышедшая из него девушка была явно не в себе. Выражение ее лица сочетало в себе ужас и восторг одновременно. В ответ на вопросительный взгляд Уара Малюта только пожал плечами. Ну, ничего, подумал царевич, предстоящая процедура все поправит.
Эта неделя в СПА была тайской. Уар и Мария вступили в золотистые недра салона с зеркалами в тайском декоре, с затейливыми, прихотливых линий кожаными креслами и оттоманками. Пройдя в сопровождении таек за коралловые, с ориентальным орнаментом, портьеры, они отдались в руки профессионалов, погрузившись в теплую, ароматную волну горящих свечей и лепестков роз, покрывавших пол. Быстрые умелые руки таек раздели клиентов, уложили на татами и стали умащивать их тела травяными экстрактами. Уар и Маша касались друг друга руками, сплетали пальцы.
Тайки умело воздействовали на невидимые энергетические линии клиентов, пронизывающих тело. У членов комьюнити энергетические линии меняли свое направление, и массажистам нужно было иметь очень чуткие пальцы, чтобы улавливать восходящие и нисходящие потоки. К концу процедуры Маше и Уару казалось, что они парят над вечерним городом и засыпают снегом его клокочущую вулканическую глотку.
32
В назначенный день после двадцати одного часа вся Пресня по периметру была оцеплена спецподразделениями. Через временно организованный КПП на улице Родчельской к знаменитому, самому модному в этом сезоне в Москве клубу пропускали только по черным картам с высеченной звездой и гостевым контрамаркам. Первыми приехали Эндреа Почелли, Кара Прайтман и Омма Жаплин – бронебойная оперная попса, которой предстояло, по задумке не очень сведущего и искушенного в оперном искусстве Малюты, удовлетворить высокие эстетские запросы Уара.