Московская плоть
Шрифт:
– Почтеннейший, у вас до нас есть дело? – осведомился дядя Женя, не любивший долгие прелюдии. – Так излагайте, не егозите.
– Извольте, господа! – согласился пришелец.
45
Московская жизнь текла обычным предновогодним руслом. Обещал подорожать проезд, из продажи стараниями комьюнити исчезла дешевая водка, в парке Кузьминки-Люблино началась зимняя подкормка птиц и зверей. Экологи парка призывали москвичей не просто развешивать кормушки в лесу, но и взять шефство над этими домиками – приходить к ним постоянно. Тогда можно было рассчитывать, что на следующий год с наступлением холодов пернатые вновь появятся в том же месте.
Но, несмотря на грозные прогнозы, столица безудержно готовилась к длительным развлечениям, основным содержанием которых по-прежнему оставались елки и застолья. Раскинувшиеся по Москве елочные базары дразнили Растопчина несбыточной мечтой – зажигать Кремлевскую елку. От огорчения Главный Риелтор Первопрестольной по сложившейся традиции зажигал под Новый год что попало: рынок «Пирогово», подворье Зачатьевского монастыря, дом старой постройки в Потаповском переулке, склад завода «Калибр» и по мелочи разное, как то: кухни общепита. Но это уже из баловства и для куражу. Главный Риелтор в изобилии насыщал Москву пиротехникой, потому что новогодние гуляния служили отличной маскировкой расчистки поверхности столицы под строительство целесообразных объектов на месте нецелесообразных.
Дел у всех было невпроворот. Уар, видя, как утекает московская плоть в преддверии праздника на Гоа, пытался блокировать рейсы в аэропортах. Параклисиарх снаряжал в Лондон Петрушку, который мог находиться там автономно, потому что пил своего воссоздателя – художника Эдуарда Галкина, считавшего этого ерника и беспредельщика самым мощным образом, одним из тех, на которых, пожалуй, и держится русская культура. При этом художник, случайно или намеренно, опускал в своем пассаже слово «народная». Так что даже «золотой век» вкупе с «серебряным» не могли тягаться с эстетикой народного любимца и затмить яркий петрушечий образ.
В обязанности носатого резидента входила доставка в Лондон пищевого полония и наблюдения за штаб-квартирой лондонских. С этой целью предполагалось развернуть «Русский балаган» и морочить лондонских сакральными московскими паролями:
«Люблю, красавица, твои беленькие ножки, накрашенные глазки и в ушах сережки», «Соберет мне публика червончиков мешок, а пока нет публики – покушаю снежок», «Молодой Петрушка и старый хрен».
Для обозначения высокого статуса резидента балаган украшался рисованными плакатами на тему его судьбоносных встреч с историческими личностями:
«Ура! Петрушка поздравляет Юрия Гагарина – первого космонавта!»,
«Пришел в гости к Петрушке русский поэт Александр Сергеич Пушкин»,
«Петрушка придумал «черный квадрат» и дразнит Малевича»,
«В гостях у Петрушки!
1) Дворник Землицын
2) Поручик Голицын
3) Приятель императрицын
4) Народный артист Вицын и А.И. Солженицын».
У входа в балаган в котле военно-полевой кухни варился борщ и разливался большой
А в Голиковском переулке, в запертом деревянном доме с неясным будущим теплилась незримая жизнь. Дом свистел всеми своими щелями, скрипел половицами. В глубине ветхого строения в грязной куртке и непросыхающих сапогах лежал на узкой жесткой лавке, подтянув колени к животу, Передельский и пытался понять, как могло произойти с ним ТАКОЕ. Он пока не очень хорошо понимал, какое именно, но обреченно догадывался, что – нехорошее и, скорее всего, необратимое.
Всего лишь несколько дней назад он еще полон был надежд и желаний. Теперь же ясно сознавал, что жизнь доселе осыпала его подарками. В ней была интересная работа, красивые девушки, вкусная еда и радужные перспективы. А теперь брезжило только темное и страшное. Но, с другой стороны, этот чертов архив и был частью его работы. А хозяйка квартиры – тоже красивой девушкой… И подруга ее… Но что-то кардинальным образом переменилось, словно он попал в зазеркалье. Ах, если б можно было прокрутить эту пленку назад! Он бы никуда-никуда больше не лез! Он писал бы самозабвенно любую «джинсу», или вообще ну ее, эту журналистику! Работал бы испытателем бумажных пакетов или порционистом лао-ча второго разряда, да и жил себе припеваючи. Ходил бы на каток, в доступные кафе и, может, как знать, завел бы семью…
Передельский пошарил вокруг себя в поисках рюкзака, чтобы подложить его под голову, но вспомнил, что оставил его в квартире той жуткой девицы в ходе своей экстренной эвакуации. Но, может быть, еще можно все поправить? Ему бы только дотянуть до аукциона, а там… получив деньги, бежать из Москвы. Если она отпустит. Передельский внезапно почувствовал, что Москва каким-то непостижимым образом спеленала его. Подключила USB-пуповиной к своему зубастому красно-белому дородному туловищу, к своей теплой плоти и собирается выносить его и выкормить. Для чего? Ответ возник сам собой и потряс Передельского своей очевидностью: чтобы сожрать. Перемолоть его нежное тельце своими зубцами и…
Посторонний звук сбил его с мысли и заставил прислушаться. Это был звук чужого. Сначала Передельскому показалось, что за стенкой кто-то скребется. Может, мыши? Он выпростал ухо из капюшона и прислушался. Звук повторился.
Они нашли меня по следам на снегу, пронеслось в голове Передельского, надо было заметать следы. Наломать веток и замести…
Кто-то ковырялся в замке. Наконец входная дверь заскрипела ржавыми петлями. Потянуло морозным воздухом.
– Кто здесь? – в отчаянии закричал Передельский.
Послышались тяжелые шаги.
– Кто-кто… В Караганде! – Передельскому в лицо светил фонарик. Отчетливо запахло бензином. – Сам-то чьих будешь?
Пришелец поставил фонарик на подоконник, канистру на пол, и Передельский мог теперь разглядеть массивную фигуру со связкой ключей на груди. Может, из домоуправления? – подумал он. Донес кто-то из местных…
Меж тем господин, который никак не походил на домоуправа шубой, подбитой соболями, подошел к Передельскому, наклонился над ним так, что стукнул по носу брелоком в виде зажигалки, и взял клиента за кадык. Но не сдавил отчего-то. Затем, убрав руку, произнес удивленно:
– Вот оно как, значит! Прозелит, значит… А что ж это вы тут делаете, милейший? Я ж вас чуть не пожег… Если у вас временные трудности, так на то у нас департамент вспомоществования имеется. Фонды разные. Вы бы обратились. Тут недалече, в Денежном переулке. Должность вам определят. При должности будете, с твердым окладом. Я слышал, нам порционист нужен, хранитель эталонного глотка.
– А? – смысл услышанного уплывал от Передельского в сиреневый туман. – Порционист лао-ча второго разряда?