Московский апокалипсис
Шрифт:
– Обоих русских, – граф кивнул на Петра с Сашей, – доставить в расположение четвёртого корпуса. Они изобличены, как поджигатели. Казнить военно-полевым судом в первую очередь!
И ещё что-то добавил на ухо старшему из солдат.
Карабинеры немедленно навели на русских свои ружья и взвели курки. Пётр неотрывно смотрел на Ольгу. Это был полный крах! Откуда здесь взялся чёртов князь? Да ещё разъезжает с французским офицером под охраной. Значит, он изменник! Да и граф Полестель тоже хорош… Политический эмигрант и противник Бонапарта оказывается сотрудником его штаба. Верно, шпион, работавший под личиной роялиста. Когда-то граф тоже оказывал Ольге Барыковой знаки внимания. Теперь он почти
– Но… – пыталась что-то сказать Ольга, но муж тут же перебил её.
– Княгиня, садитесь в карету!
– Эти люди спасли меня!
– В карету!! – диким голосом заорал Шехонский и силой затолкал жену внутрь. Кучер щёлкнул бичом, и экипаж с эскортом помчались в сторону Арбата. А Пётр получил удар прикладом в спину и приказ:
– Вперёд! И без глупостей…
Глава 5 “Партизанская война в Москве”.
Они вышли на Тверской бульвар. До войны Пётр любил здесь гулять. Только Тверской во всей Москве имеет право именоваться бульваром: высокие берёзы, скамейки, посыпанные белым песком дорожки… Сейчас часть берёз оказалась спилена – очевидно, на дрова. На уцелевших деревьях висели казнённые поджигатели. Особенно много их было перед домом Римского-Корсакова.
– Выбирайте себе сук по вкусу! – ухмыльнулся один из конвоиров, вынимая трубку. – Дальше вас не поведём.
– Что он вякнул? – насторожился Саша-Батырь. Пётр перевёл, и взгляд у налётчика сразу изменился: из угрюмо-покорного сделался лихим и весёлым.
– А не пора ли нам обидеться? Покажем фетюкам русскую силу!
Действительно, теперь, когда Ольги с ними не было, руки у беглецов оказались развязаны. Карабинеров всего четверо. И они явно не понимают, что такое Саша-Батырь…
– Эй, сфинья! – почувствовал неладное старший и приставил к груди уголовного карабин. Тот посмотрел на него снисходительно сверху вниз, и одним движением вырвал оружие. Другие конвойные начали вскидываться, но Ахлестышев в прыжке, раскинув руки, как крылья, сбил двух из них на землю. Последний успел отстраниться и теперь целил Саше в лоб. Чёрт! Пётр, удерживая барахтающихся под ним французов, ничем не мог помочь товарищу. Тут сзади грохнул выстрел, и череп карабинера словно разошёлся по швам… Какие-то люди подбежали к каторжнику и быстро прикололи тех, кого он накрыл собой. Четвёртого Батырь поднял на воздух и с силой хватил головой о камни. С конвоем было покончено.
Поднявшись, Пётр осмотрелся. Вокруг стояло несколько по-разному одетых людей. Один, крепкий, молодцеватый, с седыми усами, был в мундире лейб-гвардии Егерского полка с нашивками старшего унтер-офицера. Пуговицы и арматура кивера отливали начищенным металлом, словно егерь вышел на парад. В руках он держал дымящийся штуцер.
– Спасибо! – сказал ему Ахлестышев. – Если бы не твой выстрел…
– Пустое! – махнул тот рукой. – И так сбирались их перебить. Но вы славно начали. Решили тогда поглядеть. Вдруг без нас обойдётесь? Сгодились.
Со стороны Страстной площади послышались крики, и на бульвар высыпал патруль из фузилёров. До них было пятьдесят саженей.
– Тикать надо! – рявкнул Батырь, торопливо собирая оружие с мёртвых конвоиров.
– Сейчас я их отважу, – сощурился унтер-офицер, передавая соседу разряженный штуцер. Тот вручил ему своё ружьё, а принятое стал торопливо заряжать. Егерь выстрелил, почти не целясь. Офицер, что бежал впереди, сломался в коленях и упал ничком. Фузилёры замешкались. Егерь вновь заменил оружие и следующим выстрелом сбил второго противника. Патруль рассыпался: французы укрылись за деревьями и открыли ответный
– Не по еде отрыжка, – удовлетворённо кивнул загадочный егерь. – Уходим!
Вместе с беглыми русских оказалось семеро. Подобрав ружья с подсумками, они быстро зашагали в сторону Бронных улиц. Уже через несколько минут преследование их сделалось невозможным. Дома в паутине переулков перестали существовать. Они или обрушились, или превратились в выгоревшие изнутри пустые коробки. Груды кирпича и дымящихся обломков сложились в устрашающий пейзаж. Идти вглубь не хотелось…
Пройдя извилистым путём саженей двести, отряд остановился во дворе бывшего особняка. Тот полностью сгорел со всеми постройками. Посреди пепелища стоял целый и невредимый колодец с воротом, но без ведра на цепи. Рядом лежал обугленный лист кровельного железа. Унтер-офицер топнул по нему трижды, и негромко сказал:
– Смоленск!
Лист отъехал в сторону и открылся лаз. Спустившись в него вместе со всеми, Ахлестышев оказался в обширном и глубоком подвале. В одном его углу лежали рогожи и тулупы, стояли сундуки; к стене было приставлено несколько ружей. В другом пылала жаром большая печка. На вьюшках булькало в огромной кастрюле варево, распространяя вокруг удивительные ароматы. В свете масляной лампы молодая девушка, по виду из дворовых, чистила картошку.
– Мы дома, – сказал егерь, аккуратно ставя в угол штуцер. – Пора завести знакомство.
Семеро мужчин сошлись в круг.
– Купец Голофтеев, – назвался самый старый, с седой бородой, но жилистый и гибкий.
– Тюфякин, – коснулся картуза дядька лет сорока, с лукавыми глазами. – Коренной москвич и сиделец долговой ямы.
– Зосима Гуриевич Саловаров, – сказал корпусный мужик лет тридцати пяти, свирепой наружности. – Староста артели нищих, что при Симонове монастыре.
– Староста нищих? – ухмыльнулся Саша-Батырь. – А по виду гайменник.
– Гайменник здеся я, – скромно пояснил молодой парень с румяными щеками и русыми мягкими волосами. – Васькой Пунцовым кличут.
– Чьих будешь?
– На Грузинах промышляли.
– У Говяша в подмастерьях ходил? А сам-то он где?
– Убили Говяша третьего дня. Беспальцы [38] повесили.
– Эх, жалостно. Клёвый был маз [39] , справный душегуб!
Егерь вышел в середину круга.
– Ну, а главный здесь я. Зовут Отчаянов Сила Еремеевич. Старший унтер-офицер лейб-гвардии Егерского полка. Отстал от своих, когда раненых размещал. Воюю. Вот с ними. А вы кто такие?
38
Беспальцами москвичи называли вестфальцев.
39
Маз – главарь шайки (жарг.)
– Я зовусь Саша-Батырь. Сидел в Бутырке под следствием. Отлучился, когда эта каша заварилась.
– Батырь? Я об тебе слыхал! – обрадовался Пунцовый. – Первый среди нашего брата силач! Это ведь ты в Волчьей долине верховодишь?
– Мой притон.
– А я Ахлестышев Пётр Серафимович. Приговорён к двадцати годам каторжных работ. Отлучился вместе с Сашей – мы с ним товарищи.
– Из благородных, я смотрю? – сощурился егерь.
– Был, да весь вышел.
– За что каторгу выписали?