Московский Бродвей
Шрифт:
– Что за песня?
– Называется «Хочешь, я убью его?..».
– Хм… И в чей адрес сия угроза? – насторожился я. – Попахивает криминалом. Предложение сотрудничества с целью убийства… Статья…
Я почесал затылок, стараясь вспомнить соответствующую статью.
– Да ну тебя, Юра! Ну вспомни!
– Сейчас… Это статья…
– Точно, Гордеев, тебе отдых нужен… Да не статью вспомни, а Анжелику!
Тут в моей голове начали всплывать какие-то разрозненные картинки.
– Это не такая лохматая с раскосыми глазами? – неуверенно
Лена расплылась в улыбке:
– Ну наконец-то. Допер, что называется. Конечно, это именно она. Анжелика.
– А фамилия-то у нее есть?
– Конечно, есть. Раззаева. Но на сцене она просто Анжелика.
– Ясно.
– Ничего тебе не ясно. Между прочим, она самая высокооплачиваемая певица на сегодняшний день.
– Так, ну это ты уже мне говорила. Лучше скажи, каким образом она связана с тобой, а тем более со мной? Что, у этой Анжелики Раззаевой какие-то проблемы?
– Пока нет. Но могут быть. Ты слышал о покушении на Симеонова? Уж его-то ты знаешь, я надеюсь?
– Да, знаю. Это муж Анны Разиной. А покушение… Оно вроде неделю назад произошло? Так, что-то слышал краем уха… На него, кажется, сумасшедший поклонник с ножом набросился.
– Ну насчет поклонника – это еще неизвестно. Журналисты много чего придумать могут. Пока следствие особенно не продвигается.
– А ты, я вижу, в курсе? – подмигнул я.
– А как же? Я, между прочим, вхожу в следственную бригаду по раскрытию этого преступления.
– Кто ведет следствие?
– Бородулин.
Я помнил этого «важняка». Невзрачный такой, занимался в основном экономическими преступлениями.
– А почему именно он? – поинтересовался я.
– Людей нет. Все в отпусках.
– Как это мне знакомо! – со вздохом отозвался я. – Может, Бородулин тоже холостой? Тоже летом не отпускают?
Лена засмеялась и мотнула головой. Волосы у нее, конечно, великолепные…
– Между прочим, после того как преступник напал на Симеонова, он сильно ранил женщину, случайно подвернувшуюся под руку, и пырнул в живот режиссера телевидения.
– Да, я слышал.
Лена отхлебнула из стакана и вынула из сумочки сигареты.
– Так вот. Этот режиссер, к счастью, остался жив, провел некоторое время в реанимации и сейчас лежит в Склифе. Там же, кстати, находится и раненая женщина. Позавчера Бородулин отправил меня к нему для допроса, чтобы выяснить кое-какие детали, которых режиссер, впрочем, почти совершенно не помнит.
– Еще бы. Такое переживание. Писали, что весь туалет был залит кровью.
– Вот-вот. Но он все-таки напряг память и сообщил мне одну очень важную деталь. Перед тем как перерезать плечо женщине и соответственно до того, как ранить самого режиссера, преступник несколько раз повторил, что делает он это, чтобы отомстить за Анжелику.
– Ясно… Очень просто, как дважды два. Значит, Симеонов чем-то обидел Анжелику и та подослала к нему убийцу?
Лена отрицательно покачала головой:
– Нет.
– Откуда ты знаешь?
– Я с ней говорила.
– А, значит, ты успела допросить и Анжелику?
– Естественно. Правда, это был не допрос, а просто дружеская беседа. Дело в том, что я с ней давно знакома.
– Хм… Это меняет дело. Значит, получается, ты заинтересованное лицо? Но в таком случае ты обязана заявить самоотвод.
– Получается так, – согласилась Лена.
– Однако заявлять самоотвод ты, кажется, не намерена?
– Если честно, нет. Ну сам посуди, кто я такая? Пятая спица в колесе. Все равно решения принимает Бородулин. Так что особого вреда следствию я принести не могу. Согласен?
– Закон есть закон, – менторски поднял я указательный палец.
– Хотя, – продолжала Лена, – одно нарушение я уже допустила. Узнав о том, что преступник упоминал имя Анжелики, перед тем как ранить женщину, я не внесла это в протокол допроса Ковтуна. Вот в чем дело.
– Ого, да это уже прямое процессуальное нарушение. Тебя за это по головке не погладят.
– Я знаю. Но до того как Бородулин вникнет в протокол допроса Ковтуна и узнает об этом, я решила провести собственное небольшое частное расследование. Все-таки в свое время мы с Анжеликой были почти подругами…
– Даже так? Интересно…
– Мы с ней познакомились давно. И совершенно случайно.
– А ты мне ни разу не рассказывала.
– Хм… Я тебе, Юра, много чего не рассказывала.
Я укоризненно погрозил ей пальцем:
– Вот так вот. Вызволяешь человека из трудного положения, можно сказать, от гибели избавляешь, а он отвечает черной неблагодарностью. Я-то думал, что мне почти все о тебе известно.
– Не волнуйся, Юра, – неожиданно серьезно ответила Лена, – это правда. Тебе известно почти все. А знакомство с Анжеликой – это мелочь. Эпизод, о котором я и сама почти забыла. Во всяком случае, я так думала до того момента, пока ее имя не прозвучало в деле о нападении на певца Симеонова.
– Еще не прозвучало, – поправил я, – ты же скрыла этот факт от Бородулина.
Лена кивнула:
– Да. Но я уверена, что это ненадолго. Мне удалось, конечно, оттянуть время, но Бородулин все равно скоро узнает об этом. От Ковтуна ли, от Симеонова, от раненой женщины, но узнает. Он же все равно будет их передопрашивать.
– Интересно, как ты собираешься объяснить то, что не внесла в протокол допроса Ковтуна такую важную деталь?
Лена беспечно пожала плечами:
– Ну Ковтун ведь мог что-то напутать. Он раненый, в больнице лежит… У него в голове все путается… Я это так и объясню. Как ты считаешь?