Московский клуб

Панов Вадим Юрьевич

— Спасибо.

— Еще не за что.

АНКЛАВ: МОСКВА

ТЕРРИТОРИЯ: УРУС

БАЗА КАНТОРЫ ЗУЗИНИДЗЕ

ИНОГДА ЛУЧШЕ НЕ ПРОСЫПАТЬСЯ

Тишина. Полная, невозможная тишина. Это было странно, и именно на это обстоятельство обратила внимание Петра в первую очередь. Обычно, когда она просыпалась, начинала играть музыка. Легкая, едва уловимая, прячущаяся на самом краю восприятия, она помогала прийти в себя, дарила бодрость и приятное настроение. Сейчас же музыки не было. И не было времени. Таймер включался

сразу же, как только процессор «балалайки» понимал, что сон ушел. Петра любила знать, во сколько она просыпается, поэтому одновременно с музыкой появлялись большие белые цифры часов, затем они исчезали, и узнать время можно было, чуть скосив глаза в сторону: программа «балалайки» улавливала желание девушки, и в уголке напыленного на глаза наноэкрана появлялись маленькие цифры.

Теперь их не было. Ни больших, ни маленьких. И музыки не было. И символов пришедших сообщений. Сеть молчала, значит, с «балалайкой» что-то случилось.

А потом Петра вспомнила.

И вскрикнула, дернулась, попыталась резко подняться…

— Не спеши, метелка, не спеши.

Девушка открыла глаза и сразу же зажмурилась: прямо над ней висела яркая лампа. Смотреть на нее было невозможно, но чувства уже включились, рецепторы послали сигналы в мозг, рассказывая что и как.

Ситуация, судя по всему, была печальной. Полностью обнаженная, она лежала на чем-то узком: то ли на столе, то ли на каталке. Руки, ноги, грудь и живот стягивают пластиковые ремни, не давая возможности пошевелиться. Поверхность стола (каталки?) гладкая, металлическая, но холода не ощущается, положили не только что. Можно пошевелить пальцами, можно состроить гримасу и неглубоко вздохнуть. И ощутить несильную боль в районе груди.

— Мы удалили маяк из твоего ребра, чуть-чуть поколет и все. Шрама не останется, обещаю.

Петра чуть-чуть приоткрыла глаза и сквозь ресницы посмотрела на говорящего. Худой сутулый человек в белом халате и наномаске. На левой руке тонкая хирургическая перчатка, правая открыта, и пальцы мягко прижимаются к бедру девушки. Хирург медленно прошел вдоль пленницы, ведя пальцем по телу девушки. Ему было приятно гладить ее нежную кожу. А Петра чувствовала, как бегут по телу мурашки. Не от холода, от омерзения.

— Где я?

Голос прозвучал хрипло, чуждо. И Петра поняла, что впервые в жизни ей страшно по-настоящему. Даже там, в неуправляемом шаттле, она не боялась так, как сейчас. Пусть она кричала, визжала, но в глубине души верила, что спастись можно, что случится чудо, управление вернется, и машина выйдет из пике. Или отстрелится спасательная капсула. Или Джим придумает что-нибудь еще… Там она верила, надеялась. А здесь, обнаженной, стянутой ремнями, ощупываемой сутулым человеком, Петре верить было не во что. Это был не сон — кошмар. И рассчитывать на чудо не приходилось.

— Where am I?

— Говори по-русски, — скривился сутулый, — или заткнись.

— Где я?

— Тебя это не касается, — буркнул человек в наномаске. — У друзей.

Его рука погладила грудь девушки и опустилась чуть ниже, на ребра, туда, где покалывало.

— Больно?

— Нет.

— Очень хорошо.

Ужас не помешал

Петре испытать стыд. Ей было неприятно, что сутулый смотрит на нее, голую, щупает ее, улыбается, заглядывая между ног. Петра поняла, что хирург мог привязать ее и в более пристойной позе, но не захотел. Решил развлечься. «Он меня поимел?»

Видимо, вопрос отразился на лице девушки, потому что сутулый издал короткий и злой смешок:

— Не волнуйся, метелка, тебя еще не трахали. С этим строго. Но если твой дедуля не согласится с условиями Ассоциации, очередь к тебе выстроится длинная.

Петра закусила губу.

— Ты закончил?

Дверь открылась, и в комнату вошел еще один похититель: плечистый мужчина в черном спортивном костюме и такой же, как у сутулого, наномаске. Хирург вздрогнул и убрал руку с бедра девушки.

— Маяк вытащил?

— Да.

— А чего спишь? Сказано же было: вытащишь маяк — сразу докладывай, не хрен метелку втихаря лапать.

— Гладенькая она такая, — облизнулся хирург. — Вкусненькая.

— Верхолазки все вкусненькие, — буркнул второй. — Это в Урусе к восемнадцати годам уже по паре детей имеют, а пузо можно подвязывать.

«Урус, — машинально отметила Петра. — Что такое Урус?» Но «балалайки» не было, и доступ к информационным массивам сети был закрыт. «Надо запомнить — Урус».

— Верхолазки до самой смерти подтянутые. А хрен ли им не быть подтянутыми, когда у каждой личный пластик в холуях бегает да наны в заднице вертятся, жир сжигают. Не знают, куда бабки девать, суки.

И сутулый, и второй похититель говорили по-русски, проблем с пониманием которого у Петры не возникало. Несмотря на то, что жизнь девушки проходила в Западной языковой зоне, в доме деда было принято говорить только на языке Пушкина.

— Ладно, — опомнился второй. — Заговорились мы с тобой! Пора метелку паковать.

Хирург с сожалением развязал ремни и коротко велел:

— Одевайся!

Под ноги девушке упал сверток: сероватые трусики (Господи, кто их носил?), бесформенный коричневый комбинезон, резко пахнущая хлором футболка, носки и фоссовки.

— Это мне?

— А кому же еще?

И похитители стали с интересом наблюдать, как злая Петра неуверенно разбирает тряпки.

АНКЛАВ: МОСКВА

ТЕРРИТОРИЯ: СИТИ

«ПОДСОЛНУХ»

КОНЕЙ НА ПЕРЕПРАВЕ НЕ МЕНЯЮТ

— Наши действия уже вызывают отклики. Вы читали? — Старович щелчком вывел на экран ленту новостей The Management Review.

«Цены на акции „МосТех“ растут, но спрос все равно превышает предложение. Кажется, мы становимся свидетелями завершения грандиозной операции по приобретению контрольного пакета акций транснациональной корпорации. Это может стать прецедентом: никогда ранее корпорации не меняли хозяев подобным образом. Разумеется, всех интересует вопрос, как смог Железный Ром аккумулировать такие средства? И для чего ему „МосТех“? Ответы мы получим в ближайшие дни, а пока появляются намеки на новую сенсацию: по результатам сегодняшних торгов выяснилось, что некая сила начала активную скупку акций „Фадеев Групп“…»