Московский лабиринт Минотавра
Шрифт:
– Остынь, дорогая.
– Славка обнял ее за плечи, усадил на диван.
– Давай лучше выпьем водки. Чтобы освободить зажатое в тисках условностей подсознание.
Ева не почувствовала в его словах подвоха, потому что витала в своих фантазиях.
– Давай, - кивнула она.
– Какие у тебя планы на завтра?
– На завод «Динамо» я не поеду, если ты это имеешь в виду.
Звонок телефона помешал ей разразиться возмущенной тирадой. Пока Смирнов разговаривал, она решила, что встретится со строителями сама. В Симоновом монастыре
– Звонил Вятич, - прервал ее раздумья сыщик.
– После моего ухода он проникся сочувствием к убитому инженеру, вспоминал прошлое, просматривал старые ежедневники и наткнулся на один фактик. Около двух лет тому назад ему звонил по рекомендации какой-то человек, просил проконсультировать его по поводу старинного чертежа, доставшегося ему от родственника. Мужчина приходил, приносил чертеж, утверждая, что на нем изображена часть монастырских подземелий.
– А чего он хотел от Вятича?
– Подтверждения принадлежности подземелий Симонову монастырю! Виктор Эммануилович изучил тот план, но точного ответа дать не смог. Мужчина оставил ему свой телефон, а старик-педант его записал наряду с прочими и только что продиктовал мне номер.
– Дай посмотреть!
Ева выхватила у Всеслава бумажку. Она не поверила глазам: на листке из блокнота был написан тот же номер, что и в книге клуба «Ахеронт» - один из двух неустановленных.
– О-о! Мы на правильном пути. А как тот человек выглядел?
– Профессор смог обрисовать его весьма приблизительно, - вздохнул Смирнов.
– Слава богу, он не страдает склерозом. Но даже при его памяти описание слишком скупое. Мужчина выглядел прилично, зрелого возраста: лет этак пятидесяти. Принесенную бумагу с планом подземных галерей он оставить отказался, назвал ее семейной реликвией.
– Что Вятич сказал о чертеже?
– Ничего особенного. Какая-то примитивно выполненная схема коридоров или подвалов, старика это не впечатлило. Ерунда! Он говорит, что раньше было принято распространять среди искателей приключений и кладов разные подделки под старинные карты подземелий. Люди так разыгрывали друг друга. Профессор не придал значения тому чертежу, но потом, когда Олег Хованин начал расспрашивать о подземельях именно Симонова монастыря, Виктор Эммануилович вспомнил о плане и дал инженеру телефон того посетителя.
Рябинки - Москва. Полгода тому назад
В машине Феодора молчала, придумывая, как бы заговорить с Ильей о странностях дома, хозяйкой которого она стала.
Водитель сосредоточился на дороге: приходилось ехать по разъезженной грунтовке с глубокими колеями, полными жидкой грязи. Когда выбрались на трассу, джип без помех покатил к Москве.
– На «мерсе» застряли бы, - заметил Илья.
–
– спросила Феодора, начиная осторожную разведку.
– Меня нанял Владимир Петрович, - полуобернулся к ней шофер.
– Чуть больше года назад, когда дом еще достраивали. Раньше он не думал за город перебираться, жил в Москве с родителями. Рябинки были дачным вариантом. Потом Владимир Петрович передумал, решил в Рябинках обосноваться. Ничего домик, просторный, с удобствами, с финской баней, с мини-бассейном. Вокруг лес, сосны, березы, воздух чистый, аж звенит. Красота! Я о таком и не мечтаю.
– Почему же?
– Да вы что, Феодора Евграфовна?
– хохотнул Илья.
– Мне за десять лет даже на один этаж не заработать. Эти хоромы больших денег стоят. Словно вы не знаете!
Феодора знала, но умышленно втягивала водителя в разговор. Вдруг сболтнет что-то важное?
– А что, дом долго строился?
– Вообще-то, как я понял, его достраивали, перестраивали, какие-то дополнительные коммуникации проводили. Я особо не интересовался, Корнеевы - люди скрытные, не любят подпускать чужих к своей личной жизни.
– Он опомнился, виновато покосился на Феодору.
– Извините! Это не мое дело.
– Нет уж, - засмеялась она.
– Продолжай, раз начал. Твои откровения останутся между нами. Я ведь в семье Корнеевых человек новый, еще не освоилась. Хочу разобраться, как у них все заведено. Из Владимира лишнего слова не вытянешь, о Матильде и говорить нечего. Получается, ты мой единственный собеседник, не считая охранника.
Илья вынужден был признать ее правоту, но язык прикусил, на вопросы отвечал осторожно, обдумывая каждую фразу. Платили ему хорошо, работой не обременяли, жаль было бы потерять такое место.
– Матильду тоже сам Владимир Петрович нанимал?
– спросила Феодора.
– Да. Раньше в Рябинках была другая домработница. Она варила еду рабочим, следила за порядком, убирала. Но в начале лета ее уволили без всяких объяснений, и появилась Матильда. Не понимаю, как хозяин с ней ладит… я еле научился показывать на пальцах, что от нее требуется. А Матильда понимает его по губам, только нужно говорить медленно.
– Странно. Я никогда не могу от нее добиться толку!
– воскликнула Феодора.
– Складывается впечатление, что она просто прикидывается.
– И мне иногда так кажется, - кивнул водитель.
За разговором время пролетело незаметно, и джип въехал во двор дома, где проживали Рябовы.
– Можешь быть свободен, Илья, - сказала Феодора.
– Дня через два я тебе позвоню.
Задумчиво она поднялась по лестнице, позвонила в знакомую с детства дверь. Обивку неплохо бы сменить, ручку да и замки.
– Дочка!
– ахнула мать, пропуская ее в прихожую.
– У вас с Владимиром все хорошо?
«Мама не верит в наше семейное счастье, - подумала госпожа Корнеева.
– И правильно делает. Материнское сердце - вещун».