Московский лабиринт. Дилогия
Шрифт:
– Да уж… А предательство – вообще окрыляет!
– Обычный человек – очень уязвим. Из-за своих комплексов. Поэтому он так легко подчиняется чужой воле, – взгляд Старика стал жёстким, – Используя твой страх, Алан почти превратил тебя в игрушку…
– А ты не терпишь, когда кто-то, кроме тебя, дергает за ниточки?
Он отвёл глаза:
– Да я виноват… Но теперь время пришло. Если бы ты знала, Таня, как я мечтал об этом.
– О чём?
– О свободе для тебя.
У меня вырвался истерический смех.
Но в голосе Михалыча нет и
– Пришлось ждать целых два года… Сотни раз ты могла погибнуть. И всё-таки я знал, всегда знал, ещё там в Курске, что однажды этот день наступит.
Что за чепуху он несёт?
Взгляд Старика осветился теплотой:
– Твоя боль помогла тебе выжить, Таня. Но она не давала тебе жить. Теперь всё кончится. Cтрах и боль уйдут. Навсегда. Ты почувствуешь СИЛУ. Вся никчемная и трусливая человеческая болтовня не стоит одного такого мгновенья.
Мне стало не по себе от его взгляда:
– Неужели ты сам в это веришь?
Он кивнул:
– Трудно объяснить. Проще – почувствовать. Надо самому пройти через это…
Успокаивающе коснулся моей руки и меня будто ледяной волной окатило.
– Михалыч… Ты уже прошёл?
– Конечно.
– И давно?
– К сожалению, очень поздно. Чуть менее трёх лет назад…
Ясно. Два с лишним года, пока ты находил людей, пока выстраивал из них, как из кирпичиков, организацию, ты уже был свободным. Без предрассудков и веры в «фальшивую болтовню». Даже там в Курске… Одно непонятно, зачем ты меня выхаживал, ночами не спал… Такие хлопоты. Куда проще отыскать другой кирпичик. Откуда эта привязанность к строительному материалу?
Или для тебя было слишком поздно? И уже нельзя было вытравить до конца всё ненужное, человеческое…
А может им так удобнее? Оставлять кое-что лишнее. Самую малость. Чтобы убедительнее звучали твои неброские, но ёмкие фразы о Родине, о нашей борьбе… Чтобы десятки людей были готовы идти за тобой хоть в самое пекло…
Я смотрела на Старика и чувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. Михалыч, Михалыч, что же с тобой сделали?
Конечно, это было глупо, никакого другого Карпенко я и не знала. Это была слабость… Обычная человеческая слабость…
Много ли слабостей они мне оставят?
Буду ли я так же тебя любить или так же ненавидеть, Михалыч?
Он гладил меня по руке:
– Сейчас препарат подействует и станет легче. Думаю, осложнений удастся избежать.
По-своему, он действительно обо мне заботился. Он был, как хороший врач у постели трудного пациента.
– Скажи, это больно? – мой голос прозвучал намного тише. Наверное, именно так должна влиять дрянь, которую он мне вколол.
– Совсем не больно, Таня, – качнул головой Старик.
– Вроде операции на мозге?
– Нет, конечно, нет. Всё намного проще…
Он говорил что-то умиротворяющее, но слушала я уже в пол-уха.
Уже целую минуту я резала слои липкой ленты.
– …исправим то, что успел натворить Алан. Остальное уже не так сложно…
Откуда-то, как мне показалось, со стороны двери донесся металлический скрежет. Старик обернулся и в тот же миг освободившейся рукой я схватила никелированную трубу.
Обрушить её на голову Михалыча не получилось.
Доля секунды и моё «оружие» перекочевало в его ладонь. Так быстро… Я даже не успела сообразить.
– Ну зачем, Таня, – с укоризной вздохнул Старик, отбрасывая трубу в угол комнаты.
– Неужели до сих пор не подействовало? – знакомым жестом он озабоченно пригладил седой ёжик волос, – У тебя какая-то аномальная реакция… Извини, придётся увеличить дозу.
Михалыч вдавил мою руку в подлокотник, из картонной коробки на стеллаже извлёк плоскогубцы и коротким резким движением сорвал фальшивый ноготь. Взял пластмассовую катушку с липкой лентой и опять начал приматывать меня к креслу. Я впилась зубами в плечо Старика. Это было не только глупо, но и бесполезно – думаю, он даже не особо почувствовал через плотный материал куртки.
Отплёвываясь, в отчаянии я запрокинула голову и тут же дернулась назад, вжимаясь в спинку кресла.
Массивный деревянный ящик с самого верха стеллажа, грохнулся в аккурат на макушку Михалычу. А из открывшегося вентиляционного отверстия высунулась перепачканная физиономия. Расплылась в широкой, на все тридцать два зуба, улыбке:
– Здравствуй, Фродо!
– Скорее, Дьяболо! – зашипела я, отдирая свежепримотанную руку. Старик под ящиком уже начинал шевелиться.
Молодое научное дарование спрыгнуло на пол. Пытаясь помочь мне, он схватил ножницы.
– Нет! Инъектор! Там должны оставаться ампулы!
Одну мне вкололи. А в стандартной обойме – пять ампул.
Щуплый, нескладный парень, так не похожий на своё виртуальное воплощение, взялся за рукоятку инъектора. В глазах – читалась опаска. От медицины Дьяболо был далёк, это точно.
– Вкати ему всё, что есть! Быстро!
Физик послушно задрал рукав куртки Старика и четыре раза нажал на гашетку. Четыре пустых цилиндрика выпали на пол.
Вот только подействует ли это на Михалыча?
Работая здоровенными ножницами, Дьяболо наконец-то отделил меня от кресла.
– Уходим! – шепнул, указывая на квадратное отверстие вентиляционной трубы.
Я качнула головой.
Далеко уйти нам не дадут. И без оружия у нас нет шансов.
Я осторожно села на корточки рядом с Михалычем. Попыталась, не переворачивая его тело и не отодвигая тяжелый ящик, засунуть руку под куртку – туда, где у Старика была подмышечная кобура.