Московский процесс (Часть 2)
Шрифт:
Одновременно через совпосла в Бонне, а также имеющиеся у Комитета госбезопасности возможности поставить вопрос перед западногерманской стороной о негласном вывозе ВОСЛЕНСКОГО в Советский Союз, если в этом возникнет необходимость.
Просим рассмотреть.
Словом, к 1972 году немецкое руководство было уже просто в заговоре с Москвой и против своего общества, и даже против полиции в вопросе об этих самых «правах человека». А к 1974 году это «доверительное сотрудничество» настолько окрепло, что, например, вопрос о насильственной высылке Солженицына из СССР решался практически совместно советским политбюро и социалистическими лидерами ФРГ (причем, по-видимому, в тайне от их партнеров по коалиционному правительству). Читатель помнит, какую головоломную проблему представляло
Как я Вам докладывал по телефону, Брандт выступил с заявлением о том, что Солженицын может жить и свободно работать в ФРГ, — сообщает Андропов в личной записке Брежневу. — Сегодня, 7 февраля, т. Кеворков вылетает для встречи с Баром с целью обсудить практические вопросы выдворения Солженицына из Советского Союза в ФРГ. Если в последнюю минуту Брандт не дрогнет, и переговоры Кеворкова закончатся благополучно, то уже 9-10 февраля мы будем иметь согласованное решение, о чем я немедленно поставлю Вас в известность. Если бы указанная договоренность состоялась, то, мне представляется, что не позже чем 9-го февраля следовало бы принять Указ Президиума Верховного Совета СССР о лишении Солженицына советского гражданства и выдворении его за пределы нашей Родины (проект Указа прилагается). Самую операцию по выдворению Солженицына в этом случае можно было бы провести 10–11 февраля.
Все это важно сделать быстро, потому что, как видно из оперативных документов, Солженицын начинает догадываться о наших замыслах и может выступить с публичным документом, которым поставит и нас, и Брандта и затруднительное положение.
А два дня спустя он докладывает об успехе:
…8 февраля наш представитель имел встречу с доверенным лицом БРАНДТА с целью обсудить практические вопросы, связанные с выдворением СОЛЖЕНИЦЫНА из Советского Союза в ФРГ.
В результате обсуждения этого вопроса было достигнуто следующее решение, подсказанное представителем ФРГ (курсив мой. — В.Б.). 12 февраля вечером совпосол в Бонне т. ФАЛИН обращается к статс-секретарю П.ФРАНКУ (именно к нему) с просьбой принять его но срочному вопросу в 8.30 13 февраля.
13 февраля в 8.30 т. ФАЛИН будет принят ФРАНКОМ, которому должен сделать заявление но поводу выдворения СОЛЖЕНИЦЫНА. (Текст заявления представляется отдельно совместно с МИДом). В 10.00 начинается заседание кабинета. БРАНДТ поручает БАРУ, ФРАНКУ и представителю МВД принять положительное решение. По просьбе западногерманских властей самолет с СОЛЖЕНИЦЫНЫМ должен быть рейсовым и прибыть во Франкфурт-на-Майне к 17 часам местного времени 13 февраля.
С момента выхода СОЛЖЕНИЦЫНА из самолета советские представители уже не участвуют в осуществлении акции… Если в последнюю минуту БРАНДТ, несмотря на все его заверения (курсив мой. — В.Б.), по тем или иным причинам изменит свое решение, то СОЛЖЕНИЦЫН остается под арестом и по его делу прокуратура ведет следствие.
«Сотрудничеством» это можно назвать разве что в том смысле, в каком «сотрудничают» агенты со своим центром. Речь идет о сговоре, заговоре.
Разумеется, к моменту подписания Хельсинских соглашений немецкие социал-демократы отлично понимали, что СССР не собирается выполнять своих обязательств по правам человека, и протестовать
Руководители СДПГ пережили немало тревог и волнений в связи с началом деятельности президента Картера. Неясности в отношении будущего курса новой администрации США в вопросах разрядки, взаимоотношении с СССР, и важнейших областях экономической и финансовой политики осложнили выработку правительственной программы социально-либеральной коалиции, оказали негативное влияние на начало деятельности кабинета Шмидта, — сообщало советское посольство в своем отчете за 1977 год.
Брандт и Бар поспешили в Вашингтон учить Картера хитростям европейской политики, а всякое упоминание проклятых «прав человека» стало сопровождаться бесконечными оговорками. Как докладывал в Москву посол СССР в ФРГ Фалин:
С одной стороны, они обязаны прослыть поборниками «прав человека», не могут позволить себе отстать ни от своих внутренних соперников, ни от союзников. После опубликования письма Картера Сахарову канцлер Шмидт (20.02.77) выступил с заявлением о том, что мотивы президента не отличаются от западногерманских, и что правительство ФРГ «и в будущем намерено подходящими путями действовать в том направлении, чтобы не подвергались дискриминации и преследованиям люди, выступающие с иными мнениями». Геншер в той же связи назвал осуществление прав человека «во всемирном масштабе» центральной целью либералов и напомнил о своем предложении создать «международный суд по правам человека».
С другой стороны, по достоверным данным, руководство СДПГ встревожено подходом Картера к проблеме диссидентов. Если Шмидт говорил о намерении действовать «подходящим путем», то Бару, который выезжал в США, было поручено более обстоятельно разъяснить новой администрации мнение социал-демократов насчет таких «подходящих путей», которые не выбрасывают за борт разрядку. Эта же тема, вероятно, будет затронута Брандтом и Эмке во время их предстоящих встреч с Картером и Вэнсом. (…) Еще откровеннее беспокойство по поводу складывающегося положения высказывается западногерманскими политиками из правительственного лагеря в неофициальных беседах…
Легко понять, что именно они вместе со своими европейскими социалистическими союзниками распространяли ложь о том, что «шум на Западе вредит диссидентам», вопреки мнению самих диссидентов, так же, как и прочую ложь о нас, и вольно или невольно становились «каналами КГБ» для «мероприятий по компрометации». Более того, о своих успехах в этой «работе» они спешили доложить советским «партнерам»:
До вашего сведения доводится, что Шмидт, Брандт и Вернер провели полезную работу с Х.-Д.Геншером, сумев приблизить его к лучшему восприятию социал-демократических внешнеполитических концепций. Социал-демократы подчеркивают, что под влиянием этого министр иностранных дел стал проявлять большую сдержанность по части выступлений с недружественными СССР заявлениями.
Словом, все силы европейского социализма были приведены в действие, чтобы «спасти детант» от… проблемы прав человека. Попросту сказать, от нас, горстки людей, ценой своей свободы (а иногда и жизни) эти права защищавших. Силы, между прочим, и теперь еще немалые, а тогда — гигантские. Достаточно вспомнить, что в 1977–1978 гг., когда наша кампания достигла критического момента, а судьба наших арестованных товарищей — членов Хельсинских групп висела на волоске, большинство европейских правительств были социалистическими. И это не говоря уж о прессе, интеллигенции, профсоюзах и деловых кругах.