Московское время

Веллер Михаил Иосифович

– Вы знаете, который час?..
– зловеще прошептал Мамрин.

Неохотно:

– Я за временем не приставлен.

– Так посмотрите по сторонам!
– визгнула жертва.

Сержант не стал следовать приказу.

– Что вы имеете в виду?
– с казенной отчужденностью произнес он.

По сторонам многорядно фырчал и тыркался, буравя клаксонами транспорт. Рваный рок хлестал из ресторанных стекол, и швейцар в сутолоке сеял затоптанные червонцы. Муравейник переливался вкруг вокзала, брачной страстью трубили электрички. Зажглись пустые витрины булочной, гармошкой

съехалась очередь за итальянским мороженым. У стоянки такси обнимали букеты мокрые теснимые цветочницы. Загремел засов гастронома, захромала световая реклама, завертелись головы прибывающих толп.

Многоцветная беспокойная пробка закупорила, настолько хватало глаз, Лиговку и Невский. Вскрикнул сдавленно слипшийся ком, валясь в метро. Выражаясь языком дорожно-транспортных происшествий, движение было парализовано.

Цвиркнул и задохся милицейский свисток, соловей городских кущ. И круглый гулкий звук прокатился в электрическом воздухе: ударила пушка с Петропавловки, которой полагалось отмечать либо полдень, либо стихийное бедствие типа наводнения.

С полднем обстояло проблематично, а бедствие неявно, но вполне наличествовало. Перенасыщенная человеческая смесь, следуя естественной закономерности, возбуждалась собственной энергией: самовозгорание опасного груза при неправильной хранении: не кантовать. В обмене репликами и соображениями уже переходила на личности и храбрыми намеками кляла городскую власть и всеобщий бардак, и сильно умный рассуждал о высоконаучной природе времени, раскручивался слух о небывалой магнитной буре, перекрываясь другим - о безобразном качестве советских часов, и третьим - о переходе на всеобщий скользящий график: уже одни читали вчера объявление об этом эксперименте, а вторые слышали по телевизору.

"Экономическая катастрофа... ионизация!.." - "Авария на подмосковной АЭС, все поезда забиты - на Ленинград эвакуируются..."

"Топливо кончилось, нет подачи энергии... троллейбусы и трамваи обесточены, закупорили весь город..."

...Уже искали виновных, и вычислили таковых, в основном они оказались лицами еврейской национальности, явными или скрытыми: зазвенела празднично и призывно разбитая витрина: застонала гражданка про украденный кошелек: завибрировали кассирши и продавщицы под напором жадных рож, растекались коробки с мылом и сахаром.

И грозовыми барашками возделись, закланялись самодельные плакаты: "Демократия - через многопартийность", "Патриоты всех стран объединяйтесь!", "Труд должен быть свободным!", "Долой партократию!" и почему-то "Украсим наш город!". Балансируя на лотках и урнах, проклюнулись поверху ораторы, напрягая тренированные гортани рубили правду-матку, в подтверждение правоты ведя рукой вокруг - не то демонстрируя имеющиеся безобразия, не то даря их слушателям широким жестом Садко, бросающего заморские подарки - в доказательство, что уж теперь-то всем явно и очевидно: дальше так жить нельзя.

– Был порядок раньше, был! А теперь...

– Всем принять вправо!
– Милицейский "козел", чиркая синей мигалкой и ярясь сиреной, проталкивался упорно. Мегафон слал привычный жестяной указ: - Граждане, соблюдайте порядок! Просьба очистить площадь!.. Нарушители законности

будут привлечены!..

Призывы возымели противоположный эффект. Тр-рах по жестяному и стеклянному! Отрицательные эмоции площади сфокусировались на козле отпущения. Выделились крепкие ребята в черных майках и десантных тельняшках, и хорошо прикинутые деляги, с мятыми боксерскими носами и выкрученными ушками борцов. Фургончик качнулся и лег, хрустнув зеркальцем на кронштейне и внимая в борт дверной ручки.

Площадь завопила.

Мелькнула фуражка, треснул рукав, с мягким влипающим чмоком опустилась пряжка армейского ремня.

Вдали черной гребенкой плеснули дубинками ОМОНа.

– Сто-оп!!!
– седеющий рослый киногерой держался с мегафоном не опрокинутой машине.
– Нельзя кровавую баню! Они этого хотят! Провокация не пройдет! Мы не марионетки... Мы не дадим себя одурачить! загнать в лагеря! Хватит!

– А-а-а!!

– Мы еще узнаем причину! и виновников! Хаос - против нас! Паника против нас! Опять пойдем на поводу? на бойню?

– Э-э-э!!

Прорубил воздух кулаком:

– Чего они добились? Пошли вразнобой часы? Это - повод для погромов? для психоза?
– Повел по толпе указующим пальцем: - Ну, кто тут такой туземец, что впадает в раж из-за испорченных часов?
– Перепустил умелую ораторскую паузу: - Пусть тот у кого никогда не врали часы, первый бросит в меня камень! Ну? Булыжником, так сказать, орудием пролетариата?

Нервное напряжение проискрилось смехом. "Я б кинул, да тут асфальт кругом!"

– У кур сальмонелла, у свеклы нитраты, у компьютеров вирус, у часов тоже... дизентерия!..
– Пошутил, значит, с народом.

Подыграли хохотом. Оратор, безусловно, обладал магнетизмом: он ухватил нерв толпы, как вдруг пинцетом, и теперь играл на этой натянутой струне, приотпуская.

– Не в часах дело!

– А-а-а!!

Как всякий вяловатый и малоудачливый человек, Мамрин обладал развитым воображением, компенсирующим недостачу конкретных благ. Плывя внутрь себя от гула, он мечтательно проницал за пределами видимости:

Рыдает во Дворце невеста, отчаявшись дождаться жениха; тупо смотрит фарцовщик на чемодан бессмысленных часов; срываются бесчисленные совещания...

Свободный и злой мозг работал в злорадно-деструктивном, если можно так выразиться, режиме: разладился хронометраж боевых ракет; всплывают из преисподней черные подлодки; впервые иссякает ядовитый дым труб и водопады отравы... А на дорогах-то что сейчас на железных!.. "А, на дорогах и так не лучше", - отозвался железнодорожник, длинно сплюнув. Видимо, Мамрин заговорил вслух.

– Народ сделал свой выбор!
– торжествующе грохотал мегафон. Политгерой мотнул седым волчьим чубом.
– Сейчас мы поставим часы на единое время - _н_а_ш_е_! И начнем _н_а_ш_у_, нормальную жизнь! В полдень!..

– А если сейчас не полдень?
– прогорланил рыжий петух, кожаный заклепанный панк.

– Мы в жизни хозяева - всего! и времени тоже! оно принадлежит нам! и будет таким, какое мы установим!!!
– воздел руку жестом памятника, выбрасывающего исторический лозунг: - Мы покоряем пространство и время!