Москва 2042
Шрифт:
— А ты, малый, из какой деревни приехал?
— Из Штокдорфа, сказал я.
— Из Шатурторфа?
— Не из Шатурторфа, а из Штокдорфа, — поправил я.
— Такого названия я что-то вроде и не встречал, — сказал толстяк. — А где это? Далече?
— Да так, — сказал я. — Лет шестьдесят отсюда.
Он посмотрел на меня совсем как на идиота и сказал, что разделение различных предприятий на мужские и женские еще существует только в кольцах враждебности, а здесь полное равенство и разница между женщиной и мужчиной практически стерта.
Я невольно скосил
Изнутри зал поверхностного помыва ничего особенно интересного собою не представлял. Баня как баня. Длинные каменные лавки, краны вдоль с ген, пар, гул голосов. Мужчины и женщины мылись вместе, меня это удивляло только потому, что происходило в Москве. Но такое свободное смешение полов мне приходилось видеть и за шестьдесят лет до этого, еще в Третьем Кольце.
Зал был большой, с колоннами. На одной из колонн я увидел стрелку и под ней надпись: Удовлетворение сексуальных потребностей за углом. Все-таки сколько удивительных перемен произошло за время моего отсутствия! Между прочим, ниже упомянутой надписи гвоздем было нацарапано слово СИМ. Я опять вспомнил Симыча и подумал, что хорошо бы его завести сюда в эту смешанную баню, чтобы он посмотрел, до чего эти заглотчики только додумались. Представляю, как бы он тут плевался.
Я прошел несколько шагов в направлении, указанном стрелкой, и передо мной возникли из пара те самые шоферы, которых я уже дважды видел. Держа в руках пластмассовые стаканчики с чем-то темным, они явно с низменными целями наседали на щуплую девицу, которая, как ни странно, была почти одета. Причинное место у нее было прикрыто клеенчатым лепестком, а на сосках были какие-то звездочки. Несмотря на игривые цели, лица у всех троих были сердитые.
Я хотел пройти мимо, но шофер с перевязанным пальцем остановил меня вопросом:
— Отец, третьим будешь?
В другой раз я на обращение отец мог бы обидеться, а то и в рожу заехать. Но сейчас я обрадовался, узнав, что святая традиция пить на троих дожила вместе со мной до коммунизма. Аромат болтавшейся в стаканчиках жидкости достигал моих ноздрей и, прямо сказать, был не очень-то аппетитен. Но дело не в аромате. От одного только запаха того, что мне приходилось лакать, лошади падали в обморок. И сейчас я выпил бы хоть керосин. Но я до того устал, что от одной рюмки чего угодно мог бы просто свалиться и не встать. Поэтому я себя пересилил и, приложив руку к груди, сказал шоферам наставительно:
— Извините, ребята, завязал. Сам не пью и вам не советую. Алкоголь разрушает печень и влияет отрицательно на умственные способности.
Шоферы переглянулись.
— Да мы вроде тоже не алкаши, — неуверенно сказал перевязанный. — Мы же тебя не пить приглашаем.
— А чего делать? — спросил я удивленно.
Мужики опять переглянулись, а девица хихикнула.
— Надо же! — озадаченно сказал перевязанный. — Чего делать, говорит. Ты что не знаешь, что вот с такими-то, — он указал на девицу, — делают? Пойдем за угол, удовлетворимся.
— Втроем с одной женщиной? — Я не верил своим ушам. — Да это же
Несмотря на усталость, я вкратце рассказал им об Октябрьской революции, о Великой Отечественной войне, о блокаде Ленинграда и строительстве разный крупных сооружений.
— И ничем этим вы не дорожите, — сказал я и, плюнув, двинулся дальше.
— Слушай, папаша! — догнал меня перевязанный. — Ты чего это раскипятился? Псих, что ли? Да какие же мы развратники? Это не мы, это девки развратницы. Раньше они мыло это, — он показал на стаканчик, — по полбанки брали. Это было еще ничего. И потребность удовлетворишь, и помоешься. А теперь меньше трех банок не берут, вот и приходится скидываться.
Мне стало неловко оттого, что я чего-то здесь не понял. Я извинился, но сказал, что в их общем деле участвовать, к сожалению, не могу, потому что, во- первых, жене своей обычно не изменяю, а во-вторых, мыла нет, забыл в чемодане. На что шофер мне сказал, что мыльные потребности удовлетворяются здесь же, и указал на какую-то будку в углу, где голая толстуха выдавала подходившим стаканчики. Мы с моим новым знакомым подошли, я получил свой стаканчик, понюхал и отдал шоферу.
Уж как он меня благодарил!
— Ты, отец, — сказал он, — я вижу, приезжий и в нашей жизни не разбираешься. Так если чего будет нужно, обращайся прямо ко мне. Я в седьмой комколонне работаю, меня там все знают. Мое новое имя Космий, но все меня Кузей кличут, по-старому. Так что если тебе чего нужно, кардан какой или кривошип, приходи прямо в колонну, я тебе все, чего хочешь, достану.
Поблагодарив его, я пошел искать воду. Везде на стенах и на колоннах были несмывающиеся надписи такого примерно рода:
ВОДА — ИСТОЧНИК ЖИЗНИ
ВОДА — НАРОДНОЕ ДОСТОЯНИЕ
КТО РАСТОЧАЕТ ВОДУ, ТОТ ВРАГ НАРОДА
ОДНИМ ШАЙКО-ОБЪЕМОМ МОЖНО НАПОИТЬ ЛОШАДЬ
А приблизившись к стенке с кранами, я увидел плакат, с которого кто-то, похожий на красноармейца времен гражданской войны, наставил на меня палец со словами: Ты израсходовал лишнюю шайку!
Не я, сказал я. Я вообще еще ни одной шайки не брал.
Конечно, красноармеец был всего-навсего нарисован, но выглядел так натурально, что под его взглядом я невольно ежился. Потребность свою я удовлетворил лишь на треть, то есть из положенных мне шести шаек использовал только две. Я подумал, что за такую экономию мне, может быть, даже полагается какой-нибудь орден. Впрочем, ордена я требовать не стал и пошел к выходу.
На выходе мне вернули мою одежду. Она была горячая после прожарки. Пуговицы пиджака расплавились. Но молния на брюках осталась цела, она у меня металлическая.