Москва акунинская
Шрифт:
Улица Рождественка и Звонарский переулок
Рождественка — достаточно длинная улица; начинаясь от Театрального проезда, она прорезает весь Белый город, упираясь другим своим концом в одноименный бульвар. Там, возле бывших городских стен в 1386 г. на высоком берегу Неглинной был основан Рождественский женский монастырь. В его ансамбль входит храм во имя св. Иоанна Златоуста — один из нескольких, имевшихся в Москве на рубеже XIX–XX вв. Рассуждая о том, в какой церкви лучше начинать семейную жизнь, Акунин замечает: «Лица знатные и высокочиновные не очень-то вольны в выборе, ибо церковь должна быть сановной и просторной, иначе не вместить гостей, представляющих
Как уже говорилось, «Златоустинских церквей» было несколько. Самой «помпезной» из них, бесспорно, нужно признать именно храм Рождественского монастыря. Этот храм был сначала возведен и освящен в 1626 г. в дереве, к 1678 г. его полностью перестроили в камне.
Церковь Иоанна Златоуста в Рождественском монастыре была любима жертвователями: благодаря им возникли ее изумительные фрески и многие позднейшие архитектурные добавления. Даже испытания, выпавшие на долю строений и храмов монастыря (в 1922 г. монастырь закрыли и передали его помещения жилому фонду, а затем устроили в нем перевалочную базу для зэков, которых вывозили для работы на предприятия и стройки города) не сумели испортить неповторимое творение русских архитекторов и живописцев.
Но дело в том, что в церквах, принадлежащих монастырям, по канонам православия венчальные службы не проводятся! Может быть, в истории случались исключения из этого правила (правда, мне о них не известно), но это должны быть именно исключения, вызванные какими-то форсмажорными обстоятельствами. Вряд ли свадьба двух даже очень милых молодых людей могла быть отнесена к разряду подобных случаев. Честно говоря, когда я узнала об этом, мне стало немного обидно: уж слишком живо представляется описанная Акуниным свадьба.
Но, может быть, писатель имел в виду другую церковь Иоанна Златоуста? К сожалению, такое предположение не выдерживает проверки. Все имевшиеся в Москве храмы во имя этого святого тоже были монастырскими. Из общего ряда выбивался храм в Лужниках — он как раз был самостоятельным; но задолго до начала описываемого в «Азазеле» времени его превратили в придел к храму Тихвинской Божией Матери.
А ведь название «Златоустинская церковь» звучит так по-московски! Даже Златоустинские переулки в городе есть (Маросейка)…
Вернемся от монастыря немного назад, вспоминая еще один эпизод из «Азазеля»: «На углу Рождественки поперек улицы влез ломовик, груженный досками, да так и перегородил всю проезжую часть. Эраст Петрович в крайнем волнении вскочил и даже приподнялся на цыпочки, глядя вслед успевшему проскочить фаэтону». Это Эраст Петрович старается не упустить из виду «египетскую царицу» Амалию Бежецкую.
Мы пришли к дому № 12. В 1874 г. этот старинный барский особняк (в числе владельцев — Оболенские) приобрел купец А. Н. Прибылен, однако приобрел не для себя. Он был одним из верхушки так называемого Общества Верхних торговых рядов — общественной организации, занимавшейся, помимо прочего, и благотворительностью. В 1876 г. в здании открылась лечебница для приходящих больных. Затем к ней прибавилась лечебница с родильным приютом И. Ю. Якуба (1890-е гг.). А для нас с вами интереснее всего лечебница и поликлиника при Взаимно-вспомогательном обществе ремесленников, тоже размещавшаяся в одном из строений дома № 12 по Рождественке. Помните, как в «Декораторе» Анисий Тюльпанов отправляется со своей несчастной сестрой Сонькой к «черепахе» доктору Стеничу, чтобы проверить его причастность к серийным убийствам и заодно лишний раз проверить состояние «великовозрастной идиотки»? Для этих благих целей Анисий и Сонька совершают в далекую поездку, и Тюльпанов сокрушается: «Обычно ездили ближе, к доктору Максим Христофорычу
На другой стороне Рождественки, прямо напротив бывшей благотворительной лечебницы, поворот в Звонарский переулок. Акунин называет его Звонарным («Статский советник»), и это не ошибка: в названии переулка существуют разночтения, ведь оно не было присвоено официально, а пришло из разговорной речи.
Акунин упоминает его в связи с «Петросовскими банями», а вот таких бань в Москве не существовало, зато имелись Сандуновские, и как раз в тех местах, о которых мы читаем: «Недавно открывшиеся близ Рождественки Петросовские бани уже успели стать одной из московских достопримечательностей». Для чего же писателю понадобилось менять название «достопримечательности»? Да скорее всего только для того, чтобы смелее дать волю фантазии! Трагикомический эпизод из «Статского советника», местом действия которого становится баня, едва ли не самый захватывающий в романе. В конце концов, в авантюрном детективе хитросплетения сюжета для читателя подчас ценнее самых верных исторических сведений. Впрочем, писатель не слишком отошел от истины: «Еще несколько лет назад здесь было одноэтажное бревенчатое здание, где мыли за пятнадцать копеек, пускали кровь, ставили банки и резали мозоли. Приличная публика в этот грязный, пахучий сарай не заглядывала, предпочитая мыться у Хлудова в Центральных. Однако объявился у бань новый хозяин, человек европейской хватки, и перестроил Петросы по самому последнему слову мировой техники.
Возвел каменный палас с кариатидами и атлантами, пустил во внутреннем дворике фонтан, стены облицевал мрамором, понавесил зеркал, расставил мягких диванов, и бывшее копеечное заведение превратилось в храм неги, которым не побрезговал бы и сам изнеженный Гелиогабал. «Простонародного» отделения не осталось вовсе, только «купеческое» и «дворянское» для обоего пола» («Статский советник»).
А вот что сообщает в «Москве и москвичах» Гиляровский: «Сандуновские бани, как и переулок, были названы в начале прошлого века [имеется в виду XIX в.] в честь знаменитой актрисы-певицы Сандуновой. Так их зовут теперь, так их звали и в пушкинские времена.
По другую сторону Неглинки, в Крапивинском переулке, на глухом пустыре между двумя прудами, были еще Ламакинские бани. Их содержала Авдотья Ламакина. Место было трущобное, бани грязные, но, за неимением лучших, они были всегда полны народа.
Во владении Сандуновой и ее мужа, тоже знаменитого актера Силы Сандунова, дом которого выходил в соседний Звонарный переулок, также был большой пруд.
Здесь Сандунова выстроила хорошие бани и сдала их в аренду Ламакиной, а та, сохранив обогащавшие ее старые бани, не пожалела денег на обстановку для новых.
Они стали лучшими в Москве. Имя Сандуновой помогло успеху: бани в Крапивинском переулке так и остались Ламакинскими, а новые навеки стали Сандуновскими.
В них так и хлынула Москва, особенно в мужское и женское «дворянское» отделение, устроенное с неслыханными до этого в Москве удобствами: с раздевальной зеркальной залой, с чистыми простынями на мягких диванах, вышколенной прислугой, опытными банщиками и банщицами. Раздевальная зала сделалась клубом, где встречалось самое разнообразное общество».
Обратите внимание: знаменитый москвовед называет переулок именно Звонарным; не слишком различаются и описания «храма неги» в реалистичном очерке и романе.
Но почему все-таки у Акунина бани стали «Петросовскими», остается неясным. Дворянин Сила Николаевич Сандунов происходил из грузинского рода Зандукели (став комическим актером, он, как было принято, изменил фамилию). Видимо, название «с восточным» оттенком призвано напоминать об истинной фамилии основателя реально существовавших бань (построенных супругами Зандукели в 1806 г.). Кстати, официальное название Сандунов было «Неглиненские бани». В конце XIX в., как и описано в «Статском советнике», у Сандунов появился новый владелец, точнее, владелица — дочь лесопромышленника миллионера В. И. Фирсанова. То, что последовало за этим, тоже трудно рассказать лучше и полнее, чем это сделал Гиляровский: «После смерти Ивана Фирсанова владетельницей бань, двадцати трех домов в Москве и подмосковного имения «Средниково», где когда-то гащивали великие писатели и поэты, оказалась его дочь Вера.